— Боженька милостивый, — молила она, — сделай, пожалуйста, так, чтобы наши мучители сдохли!

Голоса ее почти не было слышно из-за слез. С того дня, как полтора года назад в доме появился Берт Хиггинс, жизнь их стала просто невыносимой. Берт был хуже матери — настоящий зверь. Чуть ли не с младенческих, лет дети помнили, как мать то любила их до смерти, то до смерти колотила, и они просто чудом оставались в живых. А с появлением в доме этого проклятого Берта Нэнси и вовсе ополоумела и свое дурное настроение вымещала на Джордже. С каждым днем Эдит все труднее становилось спасать его от материнского гнева. Берт пил, мать тоже пила, и вся тяжесть похмелья обрушивалась на несчастных детей. Но больше всех доставалось Джорджу.

На Эдит лежала обязанность прибирать в доме: даже пьяная в стельку, Нэнси Маркхэм претендовала на некую респектабельность.

Все трое вскочили и приросли к месту, услыхав, что мать промчалась через гостиную и выскочила в прихожую. Ее тяжелые шаги по лестнице заглушил топот ног Берта.

— Ты как со мной разговариваешь, а? Сука паршивая! Чертова шлюха, кобыла!

— Убери свои грязные лапы, Берт Хиггинс, в последний раз предупреждаю тебя!

На лестнице что-то грохнуло, и наступила тишина. Дети в ужасе переглянулись.

— Нэнси! Эй, Нэнси! — еле слышно позвал Берт. В голосе его был страх.

Эдит, оттолкнув Джорджа, выскочила из комнаты.

— Бог ты мой! — воскликнула она и помчалась вниз, прыгая через две ступеньки. Она отпихнула Берта и тут увидела, что из виска Нэнси сочится кровь.

— Я не хотел, она упала и стукнулась башкой!

Пока Эдит, не слушая, осматривала мать, глаза Нэнси открылись, и она оттолкнула дочь.

— Только тебя тут не хватало! Убирайся прочь!

Джозеф и Джордж, онемевшие, стояли на лестничной площадке.

Нэнси пощупала голову, взглянула: все пальцы в крови.

— Ах ты гад! Да из меня кровь хлещет!

— Нэнси, дорогая! Прости меня! Да я скорее руку себе отрежу, чем ударю тебя, ты же знаешь!

Эдит поняла, что ее помощь не нужна больше, и стала подниматься по лестнице. Всякий раз повторялось одно и то же. Мать и не вспомнит о Джордже, которого зверски избила. Дней десять он будет ходить в синяках, а потом опять убежит, перед очередной трепкой. Не позаботится она и о Джозефе, нервном, больном, который буквально на глазах угасает. А об Эдит и говорить нечего. Она сама должна обо всех заботиться, всем помогать. А главное — помогать мамочке. Тем более сейчас, когда из головы у нее хлещет кровь! Но ведь мамочка сама виновата! Первая стала драться!

— Эй, вы! — сказала братьям Эдит. — Пошли со мной! — И, втолкнув мальчиков в спальню, закрыла дверь на ключ.

Вскоре все трое услыхали, как Берт и их драгоценная мамочка ввалились в свою спальню, как заскрипела под ними кровать и как они застонали от страсти.

23 декабря 1989 года

Мэнди Келли поплотнее запахнула дубленку. Подмораживало, и ее ноги в туфлях совершенно закоченели. Девушка то и дело поглядывала на часы. Убить мало этого Кевина! Уже четверть девятого, а он должен был подъехать в восемь. Она стояла в кругу света, падавшего из телефонной будки, и притопывала ногами. На Кевина ей, собственно, наплевать. Но он взял ее машину. Можно, конечно, поехать на такси, однако отец сразу догадается, в чем дело, и уж тогда разверзнутся врата ада! К тому же сегодня суббота и они договорились поужинать вместе с отцом и его новой подружкой. Пропусти Мэнди этот ужин, она, признаться, не очень страдала бы. Вот только отец расстроится. Чертов Кевин! Вечно попадает в истории!

Она поглубже засунула руки в карманы дубленки. Морозный воздух обжигал легкие. Улицы опустели, лишь изредка проносились машины. Одни спешили убрать елку после целого дня лихорадочной беготни по магазинам, другие сидели в уютных местечках, пили что-нибудь или ужинали. Само время, казалось, замерло в ожидании Рождества, а мир вокруг напоминал сцену перед началом спектакля. Длинные светлые волосы Мэнди пропитались влагой и лезли в глаза. О Господи, какой холод!

Мимо на небольшой скорости проехал синий «орион», и, глядя ему вслед, Мэнди почему-то ощутила тревогу. Ведь он уже проезжал здесь. Да, она в этом уверена. Ладно. Она пожала плечами. Нечего трусить. Мэнди мысленно улыбнулась. Оранжевая помада на губах чуть-чуть размазалась. Отец, конечно, будет их ждать, ведь они собирались выехать в девять, и, если Кевин не поторопится, у нее не останется даже времени переодеться.

Она не сводила глаз с дороги, где с минуты на минуту должен был появиться ее белый спортивный «мерседес», и размышляла.

Интересно, что привлекло в ней Кевина? Ее папочка — сам Патрик Келли — или ее автомобиль? А может, он и вправду любит ее? Впрочем, лучше об этом не думать. Только расстраиваешься. Как и о подружках отца, которые раз от разу все моложе. Она опять поглядела на часы: восемь двадцать пять. Проклятье! Не торчать же ей здесь всю ночь!

Она решила позвонить и вошла в телефонную будку, но телефон не работал.

Ну вот, этого еще не хватало! Мэнди пошла вдоль дороги, все еще не сводя глаз с проезжей части. Она ждала Кевина и свою машину, не подозревая, что ей больше не суждено сесть за руль.

Но вот в глаза ударил свет фар. Сердце отчаянно забилось. О Боже, сделай так, чтобы это был Кевин!

Увы! Возле Мэнди остановился все тот же синий «орион».

— Ну посиди, Кевин! Выпьем еще по одной!

— Не, я пойду! А то Мэнди рассердится!

Джонни Баркер громко расхохотался и обвел взглядом дружков.