Эвелин, слышавшая из гостиной весь этот разговор, вышла на кухню и швырнула Лиззи дневник как раз в тот момент, когда та садилась за стойку бара.

— Я немало повидала на своем веку, Элизабет Барроуз, но от этой пакости меня просто стошнило, когда я читала. — Тон у Эвелин был жесткий, ледяной.

Лиззи схватила дневник.

— Не надо было читать, ба! — Мнением бабушки она явно дорожила.

— Не смей называть меня ба! Никогда больше на зови меня так! Мало того, что ты делала все эти мерзости, так еще расписала их в дневнике! Отвратительно!

— Это жизнь, пойми! — сорвалась на крик Лиззи. — Ты ведь тоже была молодой! Моя жизнь — это моя жизнь! Мне скоро семнадцать! Да, мне нравится спать с мальчишками! И это мое дело! Только мое! Ни тебя, ни мамы оно не касается.

Эвелин поглядела на нее с презрением.

— И это все, что тебе нужно от жизни? Забавно! Уже не один год от тебя только и слышишь: мне, мое, у меня, я хочу, я думаю, я, я, я! Хоть бы еще о ком-нибудь подумала! Мы тут из кожи вон лезли, чтобы выполнить каждый твой каприз, каждое желание! А ты… ты просто избалованная сучка, вот ты кто!

— Мама!

— Ой, Кэйт, не затыкай мне рот! В дневнике все написано черным по белому. Оказывается, я давлю на нее своей любовью, мои ласки действуют ей на нервы! Ну что ж, Лиззи, успокойся: до самой смерти я близко к тебе не подойду!

И Эвелин, ссутулившись, вышла из кухни.

Лиззи закрыла лицо руками, потом схватила дневник и швырнула на стол.

— Ну почему все это должно было случиться? Почему ты позволила ей это читать? — воскликнула она со слезами в голосе.

— Лучше спроси об этом себя! Зачем ты все это проделывала, да еще вела дневник? Вот что важно, а не-то, что мы об этом думаем!

По лицу Лиззи струились слезы, и материнский инстинкт подсказывал Кэйт, что ее нужно пожалеть, утешить. Но не хватало сил, стоило только представить себе, как Лиззи развлекается сразу с двумя парнями на заднем сиденье машины, о чем написано в дневнике. Тут не жалеть, не утешать надо, а всыпать как следует. Между ними теперь лежит пропасть, и уже ничего нельзя сделать — Кэйт в этом убеждена.

— Ну почему вы не позволяете мне жить, как я хочу?

— Потому, Лиззи, что избранный тобой путь ведет к гибели, это просто самоубийство!

— Я была в отключке, когда писала о тебе и бабушке в дневнике. Это неправда! Я бабушку очень люблю! И всегда любила!

Кэйт села напротив Лиззи и сказала со вздохом:

— Пойми, Лиззи, не то обидно, что ты о нас написала, а то, что ты все это время лгала!

— А что мне оставалось делать? Сказать тебе правду? Да ты бы на уши встала! Пойми ты, наконец. Это — моя жизнь, моя, моя и только моя!

Кэйт закурила, и Лиззи, перегнувшись через стол, тоже взяла сигарету из пачки.

— Да, да! Я еще и курю! Ну, а остальное ты уже знаешь.

Кэйт будто током ударило, когда Лиззи, беря спичечный коробок, коснулась ее своей теплой рукой.

Глядя, как Лиззи раскуривает сигарету, Кэйт заметила у нее грязь под ногтями, лак облупился, губы потрескались и запеклись. Словом, вид был такой, будто она провела бурную ночь. Но выглядела Она при этом совсем еще юной и даже робкой. Впрочем, Кэйт знала: впечатление это обманчивое. Сколько таких вот девчонок она перевидала за все эти годы! Потаскухи! Иначе их не назовешь. Малолетние потаскухи с размалеванными физиономиями, острые на язык, умеющие постоять за себя! Одна из них сидит теперь напротив нее, олицетворяя ту «правду жизни», за которую борется. С четырнадцати лет ее дочь спит с мальчишками и взрослыми мужчинами! Трахалась бы с одним, которого полюбила, тогда по крайней мере секс был бы естественным продолжением их отношений. Так нет же! Любой смазливый юнец в модных тряпках может с ней поразвлечься. Кэйт плотно сомкнула веки.

— А где отец?

— Уехал. Понятия не имею куда.

— Ясно. Кому-кому, а тебе никогда не было до него никакого дела!

— Послушай, Лиззи! Я терпела его здесь только ради тебя: будь моя воля, он давным-давно забыл бы дорогу в наш дом. А так — является, когда захочет! Я считала, лучше дрянной отец, чем вообще никакого, раз он тебя любит!

Лиззи усмехнулась:

— У меня никогда не было отца. Да и матери тоже. Разве не так?

Кэйт сделала глубокую затяжку и вздохнула.

Ну чем же все-таки объяснить то, что произошло, черт возьми?!

Эвелин лежала у себя в спальне на кровати и смотрела в потолок. Она уже оправилась от шока, и гнев сменился печалью. Но жаль ей было не Лиззи, а Кэйт. Жаль до слез. Чего только не делала дочь, чтобы дать этой девчонке все, что только та пожелает. Ради Лиззи она пожертвовала собственной личной жизнью. И что из этого вышло?

Часть вины за случившееся лежит и на ней. Незачем было так баловать внучку! Но разве могла она себе представить, что умная, совершенно нормальная девочка превратится в настоящее чудовище?! Что малютка, милая улыбающаяся малютка, которую она когда-то держала на коленях, будет спать с первым встречным, когда подрастет? Разве не старалась она привить ей нравственные принципы? Какое несчастье, что нет в живых ее мужа! Он знал бы, что делать! Эвелин вытерла набежавшие на глаза слезы.