— И все-таки что-то здесь не так, — продолжал Юэн. — А может, я стал слишком подозрительным и вдобавок циничным. Бывают же гостеприимные щедрые люди. Но все равно у меня такое чувство, будто мы во что-то вляпались.

Благодарность, которую я испытывал к нашему радушному хозяину, сменилась нервным беспокойством, но я рассудил, что он потратил на «Камелот» кучу денег и, быть может, всего лишь хочет похвастаться своим отелем.

— Не знаю, — ответил я. — Но, по крайней мере, хорошо уже то, что ты не спишь на траве рядом с грузовиками, а вместо пограничников здесь парочка слоняющихся охранников.

— А что, если мы спустимся вниз, а Роман откроет Дверь, и мы пройдем еще этажом ниже, и там окажется огромное казино, набитое бандитами, курящими сигары, и женщинами в обтягивающих зеленых платьях с блестками, и все дуются в кости? — фантазировал мой друг.

— Юэн, смотри, вот висят полотенца — мужские и женские, — я пытался отыскать хоть какие-то доказательства того, что «Камелот» — самая обычная гостиница.

— А еще он обнял меня, — продолжал Юэн. — Я поставил свои сумки, развел руки в знак благодарности, а он взял и сердечно так обнял меня, мол, добро пожаловать.

— Да ну, так он небось просто тебя узнал.

— Он просто милый парень, — заключил Юэн.

Роман разбудил персонал и велел им приготовить для нас ужин. В четыре часа утра он устроил нам пир из трех блюд — в подвальном ресторанчике, стилизованном под темницу, но зато освещавшемся зеркальными шарами и стробоскопами, создававшими психоделические световые эффекты.

— Такого наверняка больше нигде нет, — сказал я Сергею. Вид у того после нервотрепки на границе был изможденный — глаза красные, опухшие. — Такая редкостная попса.

— Да ничего подобного, — ответил он, — в России и на Украине подобного добра навалом.

Роман непременно хотел, чтобы мы все сфотографировались с ним, а Расс, уже пропустивший несколько стопок водки, предложил отметить пересечение границы. Но меня вдруг охватила усталость. Так и не избавившись окончательно от подозрений, что ночью нас укокошат, я поплелся спать. В номере я исследовал осветительные приборы и картины на предмет спрятанных камер, однако ничего такого не обнаружил. Затем я открыл шкаф: всего-навсего крем для чистки обуви и маленький обувной рожок. После этого до меня наконец дошло, что здание, куда мы попали, действительно было гостиницей, а Роман — невероятно славным малый. Он выполнил все, что обещал. Чувствуя себя виноватым за излишнюю подозрительность, я включил телик, посмотрел его несколько минут и заснул прямо в кресле. Наконец-то можно отдохнуть.

Юэн: Я проснулся рано утром и вышел наружу. При свете дня все выглядело иначе: и то, что глубокой ночью так живо представлялось ужасным логовом мафии, где гангстеры перережут нам глотки и завладеют нашими денежками, в действительности оказалось самым что ни на есть невинным отелем. Мне даже стало стыдно, что мы не поверили в радушие Романа. Ночью интерьер гостиницы наводил на мысль о триллере, наверное, мне надо смотреть поменьше фильмов. Ну почему я такой циничный? Видимо, жизнь в большом городе вроде Лондона вынудила меня относиться к незнакомцам с заведомым подозрением. Надо бы избавиться от такой привычки.

Побродив по пустому отелю, пока Чарли и остальные еще спали, я натолкнулся на карту мира, висевшую на стене. У меня просто перехватило дыхание. Ведь мы проехали еще совсем мало по сравнению с тем, сколько нам еще предстояло. Мы едва только начали путешествие, и все же мне подумалось, что если даже нам вдруг придется прямо сегодня вернуться домой, то мы все равно уже проделали долгий путь, и отпуск получился вполне сносным. Даже теперь я не мог представить себе всего размаха нашего предприятия. На протяжении долгих месяцев я только и бредил картой. И вот теперь я, можно сказать, там, внутри — мчусь по ней на мотоцикле.

Мы были в дороге лишь немногим более недели, и у меня появлялось чувство, что в ходе путешествия мы постепенно расслабляемся. Мы как будто примерялись к каждому дню, неуверенные, отражает ли он то, что нам предстоит в ближайшие месяцы. Но пока я не мог постичь лежащее впереди расстояние. Ведь фокус, пришло мне на ум, заключается в том, чтобы разбить долгое путешествие на маленькие отрезки. С утра до перерыва на кофе. От кофе до обеда. От обеда до вечернего отдыха. Хотелось бы надеяться, что к тому времени мы достигнем пункта назначения. Если нет, то придется поспешить, пока не стемнело. Разбив все путешествие на части, мы сделаем его осуществимым. Однако к тому моменту, когда я начал мыслить более масштабно — вот через несколько дней мы доберемся до России, а еще через несколько будем в Казахстане, — то почувствовал такой размах, что мне опять стало не по себе.

Я все еще скучал по дому и гадал, неужели так и будет до конца поездки. Ну ладно, по крайней мере у меня хоть больше не стоит комок в горле, как в самые первые дни. До этого все мои поездки на мотоцикле были не слишком продолжительными: я уезжал утром и возвращался домой к обеду. Ну, максимум, проводил целый день на гонках в Донингтоне. Но я обязательно всегда возвращался туда же, откуда и уезжал. Теперь же у нас впереди была лишь нескончаемая полоса асфальта. И впредь она будет мчаться нам навстречу, а мы так и будем двигаться на восток — зная, что возврата к пройденным местам уже нет. Это было очень странное ощущение. И чем дальше мы уезжали от дома, тем острее я ощущал одиночество, тем больше тосковал по семье.