Когда я уезжал в Москву — а у него уже было несколько инфарктов, он находился в очень тяжелом физическом состоянии, и не было ясно, увидимся ли мы еще раз, — ему хотелось что-то передать в Москву, в которую он верил, которую любил, которой он служил, ради которой он воевал и которая так безумно, с его точки зрения, как и моей, вела себя в момент этой самой пресловутой перестройки…

И он мне сказал: «Ну, вот я не знаю, почему я верю чему-то, но вот вроде ты настоящий, вроде бы ты не кукла засланная, не засланный казачок; вроде бы ты что-то хотя бы понимаешь… У тебя как-то мозги двигаются. И вроде бы есть искреннее желание что-то изменить. Ну, кто-то же тебя послал?! Ну, вот так ты передай тем, кто тебя послал…» Дальше он остановился, и видно было, что он хочет в одной фразе выразить все то, что сжигает его сердце и мозг. Он сам не знал твердо, что скажет. Потом произнес фразу, оставшуюся в моей памяти навсегда: «Это общество „ням-ням“, которое может зарезать один волк». Он посмотрел на меня и сказал еще раз: «Ты понял? Один волк».

С тех пор эта фраза меня преследует, потому что суть ее заключается в том, что до тех пор, пока общество является обществом «ням-ням», волк найдется.

Волка я видел много раз. И далеко не всегда в овечьей шкуре. Иногда и с оскаленными зубами.

Практически те же люди, которые устроили резню в Сумгаите и разыгрывали этот двухсторонний армяно-азербайджанский конфликт, потом упражнялись на крышах Вильнюса, стреляя по двум сторонам тогдашнего политического конфликта: по прорусской, промосковской оппозиции и антимосковским силам. Они упражнялись в этом.

Это были те же холодные люди. Они не имели отношения ни к русским в Прибалтике, ни к прибалтам, которые хотели изгнания русских. Они находились над этим конфликтом. Их конкретно привез с собой господин Шарп — руководитель института Альберта Эйнштейна, который и был тогда консультантом Ландсбергиса, то есть всей этой литовской оппозиции. Он потом хвастался тем, что является консультантом Ландсбергиса. Он еще только не рассказал пока (может, в конце жизни расскажет), как именно в его движении морального неповиновения, в его таком мягком, теперь бы сказали — оранжевом — мятеже действовали снайперы, привезенные им и его друзьями. Причем отчасти буквально те же снайперы, которые «работали» в других регионах, в том числе и в Закавказье. Это были те же спецгруппы, действовавшие практически теми же методами. Это называется «управляемый конфликт».

Это конкретная, расписанная до инструкций технология.

Теперь я вижу эту же технологию здесь, в Москве. Описать вкратце, как это выглядит?

Давайте я объясню вкратце, что такое управляемый конфликт.

Есть две враждующие силы — «Монтекки и Капулетти» это называется в инструкциях. Считается, что Шекспир впервые описал, как это делается, хотя на самом деле Шекспир описал чуть-чуть другое, но идет это всегда под кодовым названием «Монтекки и Капулетти».

Итак, есть две враждующие силы — совершенно неважно, какие. Две банды, например, которые надо стравить. Например, полицейские хотят их стравить по тем или иным причинам. Банды находятся в состоянии вражды. И тогда третья сила — каковой могут быть, повторяю, полицейские или какая-нибудь нефтяная компания, или иностранная разведка, или частные специалисты, нанятые иностранной разведкой (чаще всего бывает именно так; и в Сумгаите, и в других местах было именно так), — убивает члена одной из банд. Причем таким способом, что создается впечатление, что это убили члены другой банды. Банда, член которой убит, взбудораживается, и тогда этой банде (неважно даже, банде или племени какому-нибудь африканскому, или азиатскому племени, или крупному народу) объясняют, что ее героя или ее знаковую фигуру убила другая банда, другой народ, представители другого племени, другая враждующая сторона. И что за этим последуют другие убийства.

Банда мобилизуется, оплакивает убитого и начинает готовиться к сражению.

Вновь подчеркиваю, что это может быть банда, племя, народ — неважно, кто. Идет подготовка, идут заклятья в адрес врага, врагу угрожают, мобилизуют силы на то, чтобы дать отпор. В этот момент третья сила спокойно убивает представителя соседней банды (племени, народа — неважно). И делает это так, что очень похоже на то, что это сделали представители взбудораженной банды, чей знаковый лидер только что пострадал.

Понятно, что происходит дальше?

Другая сторона тоже переходит в состояние возбуждения и мобилизации.

Еще одно убийство со стороны X, потом убийство со стороны Y. Потом, наконец, начинается конфликт.

В этом конфликте силы уничтожают друг друга. Это очень часто делают полицейские, и тогда это действительно — банда на банду. Два племени могут завязать на территории нефтепровода долговременный конфликт. Два народа могут, столкнувшись друг с другом, создать горячую точку. И эта горячая точка может начать процесс отторжения целого региона от страны, которая не может этому противостоять.

Это бывает по-разному. Но это всегда одна и та же схема — «Монтекки и Капулетти». Она известна специалистам. Она подробно описана. Она многократно применялась тогда, когда распадался Советский Союз. Она применяется во всех странах мира. По этому поводу написаны тома как открытых мемуаров (в основном различного рода деятелей спецслужб), так и закрытых инструкций. Все специалисты прекрасно знают, как это происходит.

Теперь я предлагаю, вооружившись пониманием технологии «Монтекки и Капулетти» (это ее кодовое название, повторю еще раз), рассмотреть историю Буданова. Буданов — это одна из знаковых фигур русской античеченской партии, которая является раздражителем для чеченской партии. Почему он знаковая фигура для русской партии? Потому что он уже пострадал от чеченцев и чеченцы обещали его добить. Они ему угрожали неоднократно, они его проклинали. Он для них действительно является реальным раздражителем! На пустом месте управляемые конфликты не создаются. Ищется реальный раздражитель. Дальше этого человека убивают, причем таким образом, чтобы выглядело, что это сделали чеченцы.