— Это ложь. Я больше ничего не скажу. Я буду жаловаться на вас.

— Кстати, — перебил я его, — вы арестовывались за присвоение государственных средств в 1941 году?

Продолжать допрос Чернушина было бессмысленно: он потерял над собой контроль, кричал, угрожал.

Прошло несколько дней. После допросов, очных ставок с Топоровым, Ивановым Чернушин понял, что на этот раз ему уйти от ответственности не удастся. Он стал со мной откровенно торговаться.

— Послушай, следователь! Хочешь, я помогу тебе раскрыть дело по мясокомбинату? Но услуга за услугу. Ты освободишь меня под подписку…

— Этого не будет, Чернушин, — перебил я его. — Если хотите рассказывать правду, — говорите. С чего начинать? Ну, начните с документов. — Ничего не знаю о них. — Ничего не знаете? Тогда я вас могу порадовать. Ведь вы за них так беспокоились! Они нашлись. Где? В доме вашей очередной сожительницы, куда вы их перенесли ночью…

В бессильной ярости Чернушин выругался. На следующий день он написал жалобу, в которой заявил мне отвод, мотивируя его тем, что я веду следствие необъективно и умышленно спрятал оправдывающие его документы. Однако на очной ставке с Матвеевой он, внимательно выслушав ее показания, вдруг заявил:

— Пиши…

Признаться, я думал, что он действительно все расскажет. Но Чернушин признался в присвоении денег по эпизодам с Матвеевой. Остальные обвинения он категорически отвергал…

Хаков было прямой противоположностью Чернушину: маленького роста, худой, черный, он все отрицал, Если Чернушин все деньги оставлял в ресторанах, то Хаков копил их.

Еще в начале следствия я проверил наличие вкладов у него и у других лиц. В одной из сберкасс оказался вклад на 4300 рублей. Допрашивая жену Хакова, я спросил:

— Откуда у вас столько денег? — имея в виду этот вклад.

— Как откуда? Часть накопили, часть прислал мой брат из-за границы…

Вначале я даже не понял, о каких суммах она говорит. Но затем догадался, что речь идет о вкладах, значительно превышающих те, что нам известны. Я молча слушал ее.

— Где же эти сберкнижки? — спросил я, так как у Хакова неоднократно делали обыски и ничего не нашли. Женщина медлила с ответом. Тогда я сказал, что на все вклады наложен арест и ей лучше передать эти книжки органам следствия.

— Спрятала в грязном белье.

Тут же, взяв понятых, я поехал на квартиру Хакова. Обыск ничего не дал, хотя пересмотрели все белье. Перед окончанием обыска Хакова отвела меня в сторону и сказала:

— Книжки я перепрятала. Отдам вам их без понятых. Не хочу, чтобы сбседи знали, что Хаков — вор.

— Идемте, — ответил я, незаметно кивнув понятым. Спустились в подвал дома, представляющего длинный коридор с маленькими сарайчиками. Хакова свернула за угол и пропала. Когда мы с понятыми кинулись за ней, то увидели, что она забилась в нишу и там что-то делает. Проверили, и из небольшого углубления извлекли сверток с несколькими сберегательными книжками на общую сумму вклада 54 000 рублей.

— Откуда же у вас такие деньги? — начал я прерванный допрос жены Хакова.

— Экономила, с каждой зарплаты ежемесячно откладывала по 10–15 рублей.

— Послушайте, гражданка Хакова, у вас трое детей, вы не работаете, хотя имеете высшее педагогическое образование, муж ваш получал 78 рублей в месяц, и вы за неполные два года смогли накопить такую сумму?

— Да, мучилась и копила, детей без молока держала, по курортам не разъезжали…

Смотрел я на нее и поражался: как она, учительница, могла так низко пасть!

Следствие по делу о хищениях в магазине № 9 близилось к концу. Наше предположение о том, что на мясокомбинате орудовала организованная группа преступников во главе с Чернушиным и Хаковым, подтвердилось. Расхитители установили связь с магазинами, где продажа мясопродуктов производилась за наличный расчет. Общий ущерб, причиненный государству, исчислялся в большой сумме.

Преступники использовали в своих целях халатность директора мясокомбината Кагалова и управляющего базой Юдсона, они запутали учет и обезличили работу склада мясокомбината и холодильника. Чтобы создать излишки мяса, поступающего из убойного цеха в склад, взвешивали его на воздушных весах, где ролики имели вес на 100 граммов меньше нормы. В магазины мясо отпускали со склада мясокомбината, а документы оформляли на мясо, якобы выданное из холодильника. Это давало возможность применять повышенные нормы естественной убыли. Кроме того, Хаков преднамеренно нарушал процесс дефростации [2] мяса, загружал его в дефростер, не взвешивая, акты на естественную убыль составлял спустя несколько месяцев. Он же отпускал мясо без отфактурования. Таким образом было отпущено 40,5 тонны мяса на сумму 109 030 рублей.

Нарушения, беспорядок существовали в приемке живого скота. Он поступал в убойный цех без взвешивания. Вес указывался по гуртовым ведомостям. Инвентаризации производились, но сличительные ведомости не составлялись, выход субпродуктов указывался по нормативам, а не по фактическому весу.

Пришлось проделать большую работу по устранению причин, способствовавших злоупотреблениям на мясокомбинате. В представлениях, адресованных Министерству торговли и Саратовскому облторгу, были указаны конкретные недостатки в организации работы мясокомбината. Кагалов и главный бухгалтер Севина от работы были отстранены и преданы суду. Кроме того, по нашему представлению решался вопрос о ликвидации базы мясоторга — лишней инстанции между мясокомбинатом и торгующими организациями.