— Так тебе и надо, старый осел! Дешевку захотел. На тебе! — проговорил он с болью.

Все сочувственно смотрели на старика. Илья был возмущен до глубины души. «Ведь он видел этого проходимца, разговаривал с ним. Вот бы поймать его… Да где там, ищи ветра в поле. А старика жаль… Как бы ему помочь? Дать из своих? Сумма большая. А вдруг не сразу примут в авиационную школу», — раздумывал Илья. Но тут у него мелькнула мысль, и он крикнул на весь вагон:

— Давайте, люди добрые, поможем старику. Кто сколько может… Ведь с каждым может такое случиться… Я даю двадцать лей! Кто еще даст?

Вояжер, скосив глаза, сделал кислую гримасу:

— Это очень благородно, мусью, — сказал он недовольным тоном, когда Илья взял у старика шапку и положил в нее двадцатилейную монету, — но у тебя штанов не хватит помогать всем жертвам. Такие случаи здесь только начинаются!

Однако Илья спокойно продолжал стоять возле вояжера с шапкой, пока тот не стал доставать деньги.

— Тоже мне галантон! [7] — проворчал он, бросив десятилейную монету, но, поймав неодобрительный взгляд Томова, почесал подбородок и со вздохом бросил в шапку еще одну. Шапка быстро наполнялась деньгами. Собрали около полутораста лей. Старик сразу повеселел и в знак благодарности стал угощать всех цуйкой. Выпив немного, он совсем развеселился: обнимал Илью, приглашал его к себе в гости.

Постепенно все разошлись по своим местам, но еще долго говорили об аферах, грабежах и убийствах. Обсуждали газетные сообщения о бегстве за границу министра финансов, похитившего крупную сумму, о поджоге хозяевами своей обувной фабрики с целью получения страховой премии, об очередном убийстве в гостинице «Палас».

Потом разговор перешел на политические события: обсуждали статьи третьей полосы «Универсул» и четвертой «Курентул», в которых под разными заголовками приводилась речь канцлера Третьего рейха…

Вояжер возмущался:

— У господина Гитлера получается, как в пословице: аппетит приходит во время еды. Еще совсем недавно он публично заявлял, что аннексия Австрии не отразится на германо-чехословацких отношениях. Теперь, однако, он уже вопит другое. Вот послушайте: «Экономические проблемы должны быть разрешены. И это невозможно без вторжения в другие государства или нападения на чужую собственность…», — вояжер покачал головой: — Забавно, нечего сказать!

— При таком аппетите можно слопать пол-Европы! — произнес человек с черной повязкой на глазу, поглядывая на полную даму, которая накануне вечером расхваливала Англию и Францию.

— А ваши, мадам, Франция и Англия вместо помощи чехам будут по-прежнему заниматься умиротворительными процедурами, — заметил вояжер.

Женщина хотела возразить, но вошел кондуктор и объявил: «Столица, господа, прошу приготовиться!» и, весело подмигнув, тихо добавил: «И держитесь крепче за карманы!..»

Пассажиры засуетились… С полок снимали чемоданы, сундучки, корзины. Мимо окон уже мелькали невзрачные кособокие домишки, каких немало видел Илья у себя в Бессарабии, все чаще раздавались паровозные гудки.

Вояжер собирал свои чемоданы, которые рассовал по всему вагону, чтобы в случае контроля его не оштрафовали за лишний багаж. Вдоль дороги стали появляться люди. Илье было непонятно, почему они одеты бедно. Ему казалось, что в столице все должны жить хорошо. «А тут даже оборванные! Странно», — подумал он.

Поезд пошел медленнее. Наконец под окнами показалась асфальтированная площадка. На ходу в вагон вскакивали носильщики, стараясь выбрать себе пассажира, у которого побольше багажа. Один из них подошел к вояжеру. Постоянно разъезжая, вояжер имел «своего» носильщика.

Поезд остановился. Сразу стало невероятно шумно и тесно: все устремились к выходу, а в вагон проталкивались встречающие.

Илья вспомнил дорожные рассказы о столичных жуликах и украдкой нащупал в кармане старое отцовское портмоне, перетянутое резинкой.

На перроне было много народу. Все галдели, толкались. Илья остановился, но поток пассажиров подхватил его и понес. Воздух был насыщен запахом гари. «У нас в Болграде воздух совсем не такой…», — подумал Илья. Невольно он поднял голову и под самым куполом застекленной крыши вокзала прочел большую надпись: «Ресторан Бухарест-Северный».

Шум, возгласы встречающих, цветы, объятия и поцелуи хорошо одетых мужчин и женщин, выправка и блеск военных, — а их здесь было много, — все это новое и незнакомое отвлекло Илью от тягостных мыслей. В этой пестрой толпе, которая несла его, он чувствовал себя неуютно. В памяти безотчетно запечатлевались сценки: вот высокая женщина в пенсне, прижимая одной рукой огромный ридикюль, другой обнимает худенького чернявого юношу, видимо, сына, в курсантской форме. Вытирая слезы, она возмущается: «Вторая посылка затерялась! И как это ты ее не получил? Ведь выслала я еще на пасху! Это же просто как на большой дороге! Я буду жаловаться министру…»