Белов перевел взгляд дальше, на море, но, ничего не увидев там, поднял глаза. И теперь поймал тонкий серый силуэт «мессершмитта». Он возник, проскользнул и бесследно закутался в облако. Из-за дальней сопки встала свеча дыма.

— Что это? — спросил Белов пожилого солдата, стоявшего рядом и смотревшего туда же.

— Сбили нашего.

Он и сам понял, только не хотел, боялся досказать себе все до конца.

— Скорей! — кричала Тома и ругалась.

— Летчик где? — спросил Белов солдата.

— Прыгнул в воду.

— Ты видел?

— Ну так как же! Вы летели, а этот на вас. А наш его подсек. А он вывернулся… и всего один момент…

— Летчик прыгнул?

— Говорю же!.. Успел.

Мины разбрасывали черные кляксы по полю все гуще.

— В траншею, товарищ лейтенант, — предложил собеседник, согнулся, попятился и, точно провалившись в щель, вырытую в двух шагах, опять позвал Белова, оттуда.

Но в этот миг солдата со спасательным кругом бросило на спину, и красно-белое колесо покатилось по кривой и легло на краю свежего углубления. Белов кинулся туда без оглядки. Планшет колотил его по ногам, и на бегу он откидывал тонкий ремешок за спину, но тот снова сползал. Солдат лежал, запрокинув голову и глядя открытыми глазами в небо, то ли оглушенный, то ли мертвый.

— Возьмем его, возьмем, — услышал за собой Белов знакомый голос, оглянулся и увидел темное от осеннего ветра лицо человека, с которым только что говорил. — Не задерживайтесь.

— Есть, — сказал ему Белов, как старшему.

Схватив спасательный круг, он побежал назад, к самолету. То невольно припадая, то стараясь не слышать режущего свиста мин, Белов добежал до крыла самолета. И едва он взвалился с кругом на борт, во вторую кабину, за спиной Томы, как дернулись с места.

Теперь пропеллер гудел не так, как тогда, когда Белов слушал его из кассеты. Теперь пропеллер ревел. Земля вырвалась из-под колес, уступив место морю, а море сразу накренилось. Тома делала разворот. Слабый самолет, несомый попутным ветром, набирал высоту и скорость, и в реве его винта, чудилось Белову, трубила сейчас неслыханная мощь. Они могли спасти человека, спасти жизнь. Ведь ради этого бежал солдат с кругом, который крепко держал на своих коленях Белов. На круге было написано: «Радуга». Буквы стерлись и полуосыпались краски, а радовало Белова это старое, служившее не один мирный год где-то в буксирчике, на катере колесо так, как радовался он в детстве, когда впервые увидел живую радугу…

Белов подумал о солдате: погиб или очнется? А они? Долетят ли?

С берега, сразу отстав, точно она стояла на месте, вскидываясь и проваливаясь в волнах, потянулась за самолетом весельная лодка.

Тома повернула к Белову глаза в больших очках и помахала рукой вниз. И сейчас же Белов увидел на волнах темную точку. Они опустились так низко, что теперь различались движения рук и ног. Оказалось, что море сверху просвечивало, и летчик плыл в нем, как в тумане. Белов приподнялся в кабине, ища опоры. Самолет почти совсем припал к воде, и тогда, повинуясь властному знаку Томы, Белов разжал руку, и, последний раз мелькнув красным и белым, круг нырнул в волны.

Они уходили так быстро, что Белов не успел разглядеть, ухватился ли за круг летчик. Ветер не давал оглянуться, закидывал голову, и пришлось спрятаться поглубже в кабине.

Самолет шел обратным курсом — над морем, над заливом с теми же белыми гребешками, над пустой косой, над степной полынно-серой скукой. Ноющая боль беспричинно разрасталась в сердце.

Сели хорошо.

— Здравствуйте-пожалуйста! — удивился Белову капитан в ремнях. — Это что такое? Просились, просились…

— Да, — растерянно ответил Белов, приседая на затекших ногах. — Так вышло.

Он пожал плечами, точно извиняясь.

— Так вышло, — пояснила Тома, стаскивая с головы шлем, — что мы едва с рыбами не повидались.

Смешок ее прозвучал фальшиво.

— Доложите по форме! — рассердился капитан. Выслушав, он потер пальцем толстый нос, подумал и сказал Белову:

— Ну что же… Ладно… — посмотрел на летчицу пристально, повернулся к солдатам, молча дал знак, чтобы загружали самолет.

Пока носили на носилках к У-2 тяжелые мешки с мукой, Белов присел в сторонке на какой-то ящик. Тома подошла к нему:

— Яблока хотите?

— Хочу. Я с утра не ел. Откуда они у вас?

— У меня ухажер есть в боевом полку. Снабжает. Всех вокруг кормлю вкусненьким, — сказала она совсем по-домашнему. — Он бомбардировщик… Ночью летает. Вот бы вы написали о них.

— О них писали.

— А вы хорошо слетали. Привычно?

— Нет, — признался Белов. — Ездить по-всякому случалось, а летал первый раз в жизни.

— Ну, что вы! Никогда бы не поверила!

Один самолет поднялся, а другой вскоре сел. К Томе и Белову бегущей походкой приближался капитан. На лице его, как ожоги, рдели красные пятна.

— Вера утонула, — сказал он едва слышно и почти не дыша, иначе ему трудно было говорить.

— Что? — Тома вскочила.

— Вера? — переспросил Белов.

Перед ним встало остренькое личико с мелкими детскими чертами. Скудный розовый цветочек на сухой былинке.

— Как? — вскрикнула Тома. — «Мессер»?

— Да, — ответил капитан.

Они замолчали. Ветер все так же буйно пролетал над степью. Белов не хотел им мешать. Он отошел. Отошел, сел на траву и заплакал.

— Что вы ревете? — с угрозой крикнула Тома.