Шрифт:
— Все равно будет лучше.
— Что это? — спросила вдруг Ася.
Рев самолета начал оседать с высоты и скоро заполнил сараюшку. Ася не сразу поняла, что самолетов было много. И вот уже их рокот перешел в длинный свист, не затихающий, а вырастающий тоже. Все вырастало. Не заставил себя ждать и грохот бомбовых разрывов. Земля, принимавшая удары, затряслась, во всяком случае, здесь…
Ася быстро оделась, сдергивая с себя и разбрасывая по земляному полу марлевые бантики.
— В той стороне, где сад, — лихорадочно проговорил Паша.
Она схватила санитарную сумку.
…И на Кавказе и на Кубани Ася нередко попадала под бомбежки, а такое и она видела впервые. Десять — пятнадцать «юнкерсов» уходили серой облегченной стаей, сопровождаемой зенитными вспышками. Низкорослые вишни, окутанные дымом, горели, поддавшись огню без спора. Глаза выхватывали в дыме человеческую руку, обращенную к небу кусок одежды с болтающимся погоном…
Убитых возили на тех же грузовиках, которые не так давно привезли сюда живых. Этих грузовиков не хватило для всех. Десятки недавних зрителей ложились в неподвижный строй у обочины дороги, пока не подкатывала цепочка других грузовиков, а может быть, и прежних — кровь на откинутых бортах выдавала их.
Расшвыривая искры, пылал сколоченный вчера помост, недолгая сцена для артистов… Ася пробежала мимо, прикрывая глаза от искр.
— Туда! — крикнули ей, направив за длинный бугор, похожий на кусок железнодорожной насыпи.
Раненых опускали в некошеную траву, и трава прятала их искаженные лица. Луг за насыпью стонал разными голосами. Медперсонал из окрестных точек прибывал, но все равно рук было мало, и Ася оказалась тут не лишней. Над третьим не то пятым раненым, разведя руками траву, чтобы проверить, жив ли этот солдат, Ася застыла и тронула его лоб:
— Герасим, миленький! Колпак!
Ася позвала Зотова, но лейтенант не откликнулся. А Колпаков как-то мучительно, не с первой попытки, чуть приподнял дрожащие от напряжения веки.
— Ася? — вопросительно прошипел он.
— Миленький, помолчи, — уговаривала она, располосовав на нем издырявленную осколками гимнастерку от воротника донизу и отхватывая от нее мешающие куски садовым ножом — да, его так и называли «садовым», острый и кривоватый нож санинструктора, очень похожий на мирный садовый нож.
Столько было ран на теле Колпакова, жилистом и таком небольшом, что и от половины можно погибнуть. Иные кровоточили, как старательные ключи. Жгуты, жгуты сначала, чтобы остановить кровь. И резиновый и матерчатый… И шины…
— Палки! — крикнула Ася.
По лужайке метались солдаты, помогая санитарам, раздавали срубленные с вишен ветки для шин. Чего только не подкладывала Ася под раздробленные солдатские кости! Иногда в дело шла и винтовка раненого с ее широким прикладом.
Понимая все, в том числе и бесполезность ее неразумного., отчаяния, и желая ее утешить, Колпаков виновато выдохнул:
— Вот…
А она врала, проливая спирт и бинтуя раны, неуверенная, слышит ли ее Колпаков, просто так самой было легче:
— Письмо тебе пришло! Жена жива, и дети здоровы. Вся рота привет тебе передала.
Она знала по опыту: с тяжелыми ранеными, перевязывая их, говори и говори, не давая забыться. Случалось, говорила уже с мертвыми. Но Колпаков еще дышал, захлебываясь воздухом.
— Сказали, очень ждут новых стихов.
— А стих… его, — с облегчением ответил Колпаков, — Зотова…
Кончились бинты, и Ася выпрямилась на миг, стоя на коленях в траве, глянула в сторону дороги: нет ли на виду санитарной машины, и только тогда сообразила, что сказал Колпаков. Обычно почти и не вслушивалась в бессвязный бред раненых. Но сейчас до нее дошло. Она повернулась к Колпакову, он что-то еще пытался прошептать. Асю охватили сразу и гнев на жизнь, где все так перепуталось, и досада на свою беспомощность, и желание плакать от этого. Она наклонилась, чтобы вытереть Колпакову лицо с морщинками, в которых собрались капли холодного пота. Хилая грудь его вздрогнула недолгой, летучей дрожью, и он разметал по траве свои несуразные кулачищи.
— Ася! — послышалось с другой стороны.
За спиной возник Зотов, она подняла глаза, чтобы увидеть его, но сначала увидела Лаврухина — шагах в пяти позади.
— Наши в станице, — сказал Зотов, — Лаврухин нашел меня…
— Мы сзади были, как пришли, — прибавил Лаврухин, подходя. — Там щели старые, в них много народу укрылось… А Колпак сказал, я пойду поближе, мне, мол, там место заняли, шутки ладил… Белгородский Емеля! — И отвернулся, елозя тылом пухлой ладони по губам.
— Принесите бинты, — не поднимаясь с коленей, велела Ася. — А его можно взять…