Шрифт:
– Посадовничал? – Лицо Этты еще больше потемнело, и морщинки, собравшиеся вокруг глаз, придали ему зловещее выражение. Не знаю, как Ламарк отреагировал на этот взгляд, но у меня перехватило дыхание.
Она сжала кулаки, мышцы на руках напряглись, дрожь прошла по плечам и шее.
Но внезапно ее взгляд смягчился, и она рассмеялась. Этта смеялась так заразительно, что все, слышавшие этот смех, чувствовали себя счастливыми.
Я засмеялся вместе с ней.
– Посадовничал? – переспросила она. – Похоже, здесь промчался ураган.
Ламарк не совсем понимал, почему нам так весело, но на всякий случай ухмыльнулся и стал кататься по земле.
– Вставай и пойди умойся.
– Да, мамочка. – Ламарк прекрасно знал, как нужно себя вести после того, как набедокуришь. Он бросился к дому, но Этта схватила его за руку на бегу, высоко подняла и смачно поцеловала в щеку. Он улыбнулся во весь рот, вытер щеку и, соскользнув на землю, побежал к дому.
Этта простерла ко мне руки, и я буквально вплыл в ее объятия, как будто никогда не слышал о ее муже и моем лучшем друге, Крысе.
Я приник к ее шее, вдыхая аромат ее кожи, напоминающий запах свежесмолотой муки. Я обнял Этту-Мэй Харрис и забылся. В последний раз я обнимал ее пятнадцать лет тому назад.
– Изи, – прошептала она.
Я не понял, следует ли мне немного ослабить свои объятия или ей просто захотелось услышать, как звучит мое имя.
Я знал, это объятие равносильно дулу заряженного револьвера у моего виска. Реймонд Александр, известный друзьям как Крыса, был убийцей. Если бы он увидел, что его жену обнимает другой мужчина, пристрелил бы его, не моргнув глазом. Да, я это знал и все-таки не мог отпустить ее.
– Изи, – снова сказала Этта, и я осознал, насколько плотно прижимаюсь к ней бедрами. Она почувствовала, как я возбужден. Нужно бы отпустить ее, но у меня было такое ощущение, словно я пробудился от сна ранним солнечным утром и все еще пребываю в блаженной истоме, не желая расставаться со сладкими сновидениями.
– Пойдем в дом, милый, – сказала она, прикоснувшись своей щекой к моей. – Ребенок хочет есть.
В доме витал аромат восточных блюд. Этта приготовила белый рис, бобы с салом и лимонад из фруктов. На столе в банке из-под майонеза стоял букет красных роз. Впервые мой дом украшали цветы.
Жилище мое было невелико. Комната, в которой мы находились, служила одновременно гостиной и столовой. В той части комнаты, что считалась гостиной, умещались только кушетка, мягкое кресло и тумбочка каштанового дерева, на которой стоял телевизор. Отделенная перегородкой в виде арки столовая была и того меньше. Кухня находилась в глубине дома. И еще была маленькая спальня. Для одного человека в доме вполне хватало места, я прекрасно в нем себя чувствовал.
– Пересядь, Ламарк, – сказала Этта. – Во главе стола должен сидеть хозяин.
– Но... – начал было пререкаться Ламарк, но тут же смолк.
Он съел три тарелки бобов и дважды сосчитал до ста шестидесяти восьми ради меня. После обеда Этта отослала сынишку погулять.
– Только больше не садовничай, – предупредила она его.
– О'кей.
Мы сидели за столом друг против друга. Я смотрел в ее глаза, думал о поэзии и вспоминал о своем отце.
...Я раскачивался на негодной шине от старого "форда", подвешенной на дереве. Мой отец подошел ко мне и сказал:
– Изекиель, ты научился читать, и нет такой вещи, которой бы ты не смог сделать.
Я засмеялся, потому что любил, когда со мной разговаривал отец. Он ушел в ту ночь, и я так и не узнал, бросил он меня или его убили по дороге домой.
А теперь я преодолел почти половину сонетов Шекспира на третьем английском курсе в городском колледже Лос-Анджелеса. Любовь, которая переполняла стихи, и моя любовь к Этте-Мэй и к отцу так переплелись в сердце, что я с трудом переводил дыхание. Мои чувства к Этте-Мэй не были чем-то лирическим, вроде сонета, в ее глазах была эпика, вся история моей жизни.
И тут я снова вспомнил: она принадлежит другому человеку – убийце.
– Как славно встретиться с тобой, Изи.
Она оперлась руками о стол, положила подбородок на ладонь и нараспев произнесла:
– Изекиель Роулинз.
Это было мое настоящее имя. Так меня называли только лучшие друзья.
– Что ты здесь делаешь, Этта? Где Крыса?
– Ты знаешь, мы давно расстались.
– Я слышал, ты разрешила ему вернуться.
– Это была просто попытка. Хотела убедиться, способен ли он быть хорошим мужем и отцом. Но он на это не способен, и я выгнала его опять.