Шрифт:
Вернувшись домой, в квартиру в Юсеф-Абаде, он лег в постель и попытался уснуть. Но всякий раз, закрывая глаза, он видел перед собой яркий свет. Карим встал, подошел к книжной полке и взял пожелтевший томик Фирдоуси, принадлежавший еще его отцу. Может, тяжеловесный стиль эпической поэмы поможет ему забыться. Открыл в самом начале, где рассказывалось о Гаюмарте, первом персидском царе.
Приблизились к концу и Гаюмарта дни, И он ушел, а мир вступил в его наследье. Смотри! Кого сей мир имел всегда в чести? Царь собиратель был обманчивого мира, За лихвою гнался, забыв про капитал. На этом свете все лишь выдумки — не боле: Как благо, так и зло, не вечны для людей. [19]19
Шахнаме. Перевод С. Липкина.
Карим читал рифмованные строки, стараясь погрузиться в атмосферу бессмертной поэмы прошлого, но его сердце все равно тревожно билось. Он в смертельной опасности. Если он ничего не сделает, со временем его схватят. Если попытаться сбежать, его тоже поймают. Будет ли он говорить или хранить молчание, они выяснят, в чем его вина. Есть ли хоть какой-то настоящий, не иллюзорный выход из этого? Как это — оказаться под пытками? Или лучше… умереть? Начало светать, а он все пребывал в этом дремотном состоянии. Наконец его озарило. Он выйдет на связь без связи. Его посланием будет отсутствие послания. Вот его защита. Возможно, это сработает. Но не видение ли это, пришедшее в голову от бессонницы?
Глава 18
Вашингтон
Гарри Паппас не признавал нарушений лояльности ни в каком виде. Не терпел этого в других и не мог припомнить, чтобы сам хоть когда-то вел себя таким образом. Но из последней поездки в Лондон он вернулся со стойким ощущением того, что объект его лояльности сменился. Ему трудно было объяснить даже самому себе, что произошло. Он никогда не сомневался в вопросах, имевших для него серьезное значение. Ни по отношению к жене, ни по отношению к Управлению. Тем более — по отношению к своей стране. Но теперь у него возникло именно такое чувство. Некая часть его ощущала, что он совершил нечто нехорошее. Но другой, куда более сильный внутренний голос говорил, что его действия были совершенно правильными и необходимыми. Он хотел обсудить это с Андреа, но, когда он приехал домой, она чувствовала себя очень усталой. Он не знал, с чего начать разговор, и просто налил себе большой стакан виски.
На следующее утро он встретился с Марсией Хилл и молодыми сотрудниками отдела. Рутинная оперативная работа продолжалась. Список запланированных и выполненных дел рос. Агент в Ереване попытался завербовать иранского бизнесмена, проживающего в Нахичевани. Тот не сказал «нет», посему оперативник решил, что он скажет «да», если они подсластят сделку пятьюдесятью тысячами долларов. Иранский ученый, приехавший в Вену на конференцию МАГАТЭ, оставил в номере свой ноутбук и ушел ужинать. За время его отсутствия с жесткого диска компьютера скопировали всю информацию, и теперь она подвергалась тщательному анализу. Сотрудники проверяли входящие сообщения. Все выглядело очень серьезно. Утверждались планы операций, агентов опрашивали, доклады информаторов подготавливались для передачи в другие ведомства. Но можно ли было сказать, что это настоящая, приносящая пользу работа?
Когда планерка закончилась, Марсия Хилл осталась в кабинете шефа. Она знала его лучше других. Прикрывала его, когда он отправился в Лондон, не будучи в курсе, куда он поехал. Может, поиграть в Вегасе или порыбачить в Бока-Ратоне.
— Ну, как ты? — спросила она.
Типичный женский вопрос. Если бы такое спросил мужчина, Гарри буркнул бы в ответ, что все нормально, и на этом разговор бы закончился.
— В общем, ничего, — ответил он. — А что? Выгляжу уставшим?
— Да, но так ты выглядишь всегда. Скорее похоже, что ты встревожен. Не хочешь поговорить?
Марсия Хилл умна и обладает интуицией. Благодаря этим качествам она и была одним из лучших сотрудников в прежние времена. Чувствовала в мужчинах слабые места и попадала в них без промаха.
— Нет, по крайней мере, не сейчас, — ответил Паппас. — Слишком много дел.
— Без шуток, Гарри. Эти чертовы кретины из правительства готовы бомбить Тегеран.
Иногда женщины находят особое удовольствие в том, чтобы выругаться.
Гарри покачал головой.
— Они ничего не поняли. Ведь улик нет.
Посмотрев на него глазами заправского любителя выпивки, она прищурилась с артистизмом, который не смогли убить годы тяжелой жизни.
— А ты понимаешь, Гарри? Время на исходе.
— Ага. Начинаю понимать. Я все расскажу тебе, когда можно будет это сделать.
Гарри провел на родине три дня, безуспешно пытаясь добиться личной встречи с директором, и тут появилось новое сообщение из Ирана. Оно не было оставлено в сохраненных файлах на почтовом аккаунте gmail, просто пришло на открытый сайт ЦРУ. Отправлено через сервер в Тебризе. Сначала в Центре информационных операций не поняли, что это доктор Али, но Гарри догадался сразу. Иранец перешел на прежний режим связи. Это был единственный способ, которому он доверял, — однократный выход в Интернет с компьютера, в безопасности которого он уверен. Письмо было коротким и тревожным.
Этой осенью в Тегеране холодно. Думаю, нам надо отправиться в отпуск. Возможно, Вы сможете помочь с билетами. Оставьте сообщение в моем почтовом ящике. Проблема, насчет которой Вы беспокоились, будет решена.
Иранец присоединил к письму картинку в формате jpeg. Молодая женщина в хиджабе нянчит на руках улыбающуюся девочку лет трех-четырех. Настоящая иранская красавица: темные густые брови над огромными, широко открытыми глазами, изящное лицо, будто изваянное скульптором. Идеальный подбор светотени. Но взгляд был тревожным, будто она хотела попросить фотографа, чтобы он не делал снимка и ушел. На заднем плане виднелись покрытые лесом холмы. Аналитики определили, что это, скорее всего, парк Меллат в северной части Тегерана.