Ральфу это казалось проявлением слабости. После возвращения Этель из больницы у них сложились прекрасные отношения. Но все изменилось, когда как-то за обедом она объявила о своем намерении поехать к Артуру.

Если свекровь и имела свое мнение по этому поводу, то она решила его не высказывать. Но Ральф, когда мать ушла к себе, сказал:

— Ты не можешь ехать. Ты выглядишь ужасно.

— Благодарю за комплимент, — ответила Этель, но в голосе ее не было обиды. Она уже стала привыкать к манере Ральфа все говорить прямо в лицо, а благодарность за все, что он сделал для нее в те трудные дни, делала ее терпимее.

— Ты же понимаешь, о чем я говорю. Ведь прошло всего четыре недели. Доктор утверждает, что тебе еще необходим покой.

— Но мне ведь не придется работать в Америке, — возразила Этель.

— Дело не в этом. Кто будет ухаживать за тобой, если ты заболеешь? Не говори, что этим займется Артур. Он и за собой приглядеть не может.

Этель подумала, что из чувства долга перед мужем ей следовало бы защитить его, но беда заключалась в том, что Ральф был прав. На Артура действительно полагаться нельзя.

— Но мне необходимо ехать к нему, Артур — мой муж.

Она считала, что этим все сказано, но Ральф был иного мнения.

— Именно в этом твоя ошибка, и ты должна ее исправить.

— Почему ты так настроен против меня, Ральф? — не выдержала Этель.

— Я настроен против тебя?! — Горькое изумление разрушило всегдашнее спокойствие Ральфа. — Боже, да если бы ты только знала… — Он замолчал и после долгой паузы продолжил уже, как всегда, спокойно: — Я просто беспокоюсь о тебе. Ты ведь все еще так…

— Молода, ты это хочешь сказать? Нет, я не молода, Ральф. Больше не молода.

Этель подумала, что никогда больше не сможет почувствовать себя молодой. Горе состарило ее.

Ральф понял. На лице его отразилось глубокое сострадание. Он мягко накрыл своей большой, сильной рукой хрупкую ручку Этель.

Но это уж слишком! Она не хотела, чтобы он ее жалел. Но чего бы она от него хотела при других обстоятельствах, об этом Этель никогда не отважилась бы подумать.

Через два дня она улетела в Соединенные Штаты, так больше и не поговорив с Ральфом.

Но ей предстояло вернуться.

— Какой-то мужчина торчит у входа, — сообщила Фредди, заглянув на кухню к матери.

— Мужчина? — рассеянно переспросила Этель.

— Он стоит там уже несколько минут. Наверное, решает, правильный ли ему дали адрес. Очевидно, наша девятка на номере перевернулась и превратилась в шестерку. Ведь я тебе говорила, мама, что номер плохо держится.

— Верно, — вспомнила Этель.

Раздался звонок.

— Это наверняка он! — воскликнула Фредди. — Додумался, что если у наших соседей одиннадцать и семь, то здесь должно быть девять. Возможно, это и удобно — сбивать с толку нежелательных посетителей, но номер я бы все же на твоем месте закрепила!

Господи, как же Фредди не похожа на нее! Помешанная на порядке, она терпеть не могла, когда вещи находились не на своих местах. Ее комната в любое время представляла собой образец аккуратности, и дочь только тяжело вздыхала, наблюдая за тем, с какой безалаберностью мать вела домашнее хозяйство.

Сейчас она неодобрительно смотрела, как Этель рылась в куче бумаг на кухонном столе.

— Ты не собираешься открывать дверь? — спросила Фредди, когда снова зазвонил звонок.

— А ты разве не можешь открыть? Это, скорее всего, посыльный из рекламного агентства. Приехал забрать ноты. Куда же я их задевала?

В последние годы Этель зарабатывала на жизнь тем, что писала музыку к рекламным роликам. Неплохая работа. Во всяком случае, платили прилично.

— Ох, мама, как это на тебя похоже, — еще раз возмутившись беспорядком, царившим на столе, вздохнула дочь. — Только он совсем не похож на посыльного. У него даже нет шлема.

— Может, он оставил его на велосипеде, — предположила Этель, — иди открой, Фредди, пока он не отчаялся и не уехал, — попросила она, продолжая поиски нотных листов.

Через минуту дочь снова появилась на кухне.

— Он хочет видеть тебя, но это вовсе не посыльный.

— Ты спросила, кто он?

— Нет, но выглядит он вполне прилично, — заверила Фредди, — он в костюме, при галстуке и очень учтив.

— Наверное, это мастер по ремонту оконных рам, — предположила Этель. Многие из них наведывались к ней, увидев ржавые оконные переплеты в доме, построенном еще в 1930 году. От этих людей так трудно избавиться!