Когда идёт работа — не до эмоций, страха не было. Они нам гранату, мы — им. Они ещё и миномёт поставили, стали нам минки кидать. Вдруг слышу чётко, как у «духов» совсем близко щёлкнул предохранитель гранаты — «Моя!», она падает мне на плечо и скатывается под ноги. Я успеваю прыгнуть в окоп, упал на двух мертвых «духов», руками отталкиваюсь. Кто-то кричит сзади: «Петруху убили!», меня ребята за ноги из окопа вытащили. Потом, когда осмотрелись, оказалось, что против нас здесь воевали хохлы.

Дмитрий Сергеев, пулемётчик разведдесантной роты:

— Вскоре, после того как пересекли открытое пространство, со стороны головного дозора началась стрельба. Так как вводных не поступило, то стали действовать по расписанию, т. е. вытягиваться по фронту, дабы в лучшем случае, зайти «духам» во фланг, в худшем — избежать охвата. Так что мы с Романом Мисюрой стартовали, пытаясь использовать местность в качестве прикрытия, что впрочем, нам не удалось, поскольку мы здорово подсвечивались горящим газопроводом. По этому поводу залегли, осмотрелись и т. к. по нам начали постреливать, приняли решение пробиваться в лоб. Прикрываясь огнём Романа, перебегал вперёд, закреплялся и соответственно обеспечивал его подход. Наконец, устроившись в какой-то яме перед бруствером, начал отрабатывать зарплату.

Когда одна из очередей прошла прямо перед носом, успел заметить, что подобрались с направления 10.30 (быстрое определение направления по цифрам циферблата часов — авт.). Накрыл этот сектор, но тут мой пулемёт замолчал. Нырнул за бруствер посмотреть, что за оказия, и здорово удивился, потому как из коробки торчал кусок ленты. Когда выдернул, оказался патронов на 20. Помянув маму всех чеченцев, затолкал кусок в приёмник. Поскольку разгрузки для пулемётчиков я не встречал, то патроны приходилось таскать в РД-54. Мой боекомплект составлял 125 патронов в пулемёте, плюс шесть лент по 100 патронов в ранце. Но самостоятельно добраться до него я не мог, поскольку вес ранца составлял 28 килограммов, и быстро выбраться из лямок представляется затруднительным даже в спокойной обстановке. Для таких случаев держал в подсумке заначку на 25 патронов плюс несколько россыпью, для сопряжения звеньев.

Крикнув Роману, чтобы помог достать ленту, вернулся на позицию. И вот тут я лоханулся. Во-первых — высунулся с того же места и, во-вторых, что не произвёл холостой спуск и не повторил цикл заряжания. Пока исправлялся, отвлёкся от супостатов. Удар по голове был такой, что я решил: на меня свалилось дерево. Когда пришёл в себя, понял, что не вижу правым глазом. К счастью, это оказалась просто кровь. Чтобы не текла в глаза, затолкал под шапку перчатку с руки. Оценив ситуацию и послушавшись внутреннего голоса, который настоятельно советовал уносить ноги, пока цел, решил отходить, благо сзади слышалась стрельба товарищей. Сильно кружилась голова, поэтому передвигаться пришлось на четвереньках и волочить за собой пулемёт. Стрелять прицельно я уже не мог, поэтому отстреливался наудачу. Перед бочкой удалось встать.

Когда завалился за бочку и обнаружил за ней наших, обрадовался. Попросил достать ленту и пристроился сбоку. Но выстрела не получилось: пулемёт заклинило. Доложил о неполадке. Тут нас стали выкуривать из-за бочки минами. Мне поступила команда отходить. Чтобы не ходить просто так, прихватил с собой раненого Михаила Зосименко. Поскольку до выяснения причин отказа пулемёт был годен только в качестве дубины, то вручил его Антону Ширинскому. Сперва отползал, волоча за собой Михаила за воротник бушлата. Но вскоре понял, что если удастся взвалить его на закорки, то, может быть, дойду до зелёнки, в противном случае помру наверняка. Попросил помощи. Кто мне помогал, не разглядел. Если я и отвлекал на себя огонь противника, то весьма пассивно, брёл и мотался из стороны в сторону.

Когда решил, что «абзац», подскочили ребята и затащили нас обоих за деревья. Там меня стошнило, после чего почувствовал себя получше. Отобрал у Антона Ширинского свой пулемёт, который после Михаила Зосименко показался игрушкой, к тому же удалось зарядить его с ноги. Убедившись, что оружие стреляет, остался со старшим лейтенантом Соловьёвым, который занял моё место в тыловом дозоре и прикрывал отход. Разместился справа по ходу движения, чтобы сподручнее было маневрировать огнём.

Сергей Вихрев, разведчик:

— На засаду нечаянно нарвались. Пришлось немного покидаться гранатами, пострелять. В первую кампанию был страх, а в этой — нет. Я понимал, что если со мной что-то произойдёт, то только со мной. Одна боязнь была, что ребятам меня тащить придётся, а труп он и в Африке труп… Мы в группе договорились между собой, что если кто-то получит смертельное ранение, то товарищ должен добить и закопать, чтобы не тащить на себе. Я весил 80 килограммов — одного меня тащить надо четверым, они тогда, считай, тоже из-за меня вышли бы из строя. Я горячий был — ползти не хотелось, плюнул, взял автомат наперевес и пошёл по дороге, в психическую атаку, с наглостью танка.

В траншеях начался бой. Одним выстрелом из подствольного гранатомёта с десяти метров угодил прямо в лоб боевику. Видно было, как его разнесло взрывом. Мне в этом бою хватило моих шести магазинов, и друг успевал снаряжать магазины — свои и мне. Во время этого боя потерялся приданный нам радист. Ходили с Петей Ерохиным его искать. Он сидел в окопе, со своей радиостанцией, срочник, молодой, и плакал. Радист потом быстро сориентировался и артиллерию вызвал.

Пётр Ерохин, старшина: