Шрифт:
Глава XIII. МАТЬ
Ест Юла, а мать все насчет школы выспрашивает. Какие отметки за неделю получил? Нет ли двоек? А пятерок много? А как англичанка (с англичанкой у Юлы часто бывали стычки)?
Ну, Юла ест и отвечает. Двоек нет. Пятерки? Три штуки заработал. По химии, по истории и по физкультуре. Тут мать, конечно, усмехается. Физкультуру она за предмет не считает. Ну, пусть. Юле надоело спорить с ней.
Ест Юла и вдруг задумывается. «Сегодня что? Пятница? Да, точно. А где же?… Дмитрий Прокофьевич?».
Юла даже обводит комнату глазами, будто Дмитрий Прокофьевич может прятаться где-нибудь за шкафом или буфетом.
«Странно».
Дмитрий Прокофьевич ведь всегда, как по расписанию: вторник и пятница.
«А может, еще придет? Просто задержался…».
Юла продолжает ужинать.
«Стоп. А когда я видел Дмитрия Прокофьевича? Последний раз — когда?».
Никак не вспомнить. Во всяком случае уже дней десять не видел. Это точно. Не меньше.
«Странно…».
Юла исподтишка бросает быстрые взгляды на мать. Она — как всегда. Хлопочет у стола. То выскакивает на кухню, то несет оттуда шипящую сковороду или чайник.
— Послушай, мам, — говорит Юла, когда мать разливает чай по стаканам. — А что Дмитрий Прокофьич… Заболел? Или в командировке?
Он говорит небрежно, так, между прочим. И не глядит на мать.
Но краешками глаз он видит: мать спокойно продолжает разливать чай, потом так же неторопливо ставит фыркающий чайник на металлическую подставку.
— Дмитрий Прокофьевич больше сюда не придет, — четко произносит она.
И голос спокоен, чересчур спокоен. За этим спокойствием Юла чувствует напряженность. Мать, очевидно, давно ждала этого вопроса и давно подготовилась к разговору.
— Совсем? — удивился Юла.
— Да, совсем.
Юла молчит. Глядит на мать. Она пьет чай, пьет медленно, отламывая небольшие кусочки печенья.
Глаза у нее спокойные, но хмурые. И какие-то неподвижные.
«Так, — думает Юла. — Вот это новость…».
И еще одна догадка тревожит его. Эта догадка становится все определенней. Все настойчивей стучит в виски.
«Спросить? — думает Юла. — Или не надо?».
Он молчит. Ест. Думает.
— Послушай, мам, — наконец говорит он. — Только честно… Ты это из-за меня?… А?
Мать смотрит на него непривычно долгим, тяжелым взглядом.
— Нет, — говорит она. — Не из-за тебя. Хотя… Отчасти и из-за тебя. — Она умолкает. — А в общем, — продолжает она, — Дмитрий Прокофьевич, я поняла, не тот человек… Не тот, каким казался поначалу…
«Положим, мне он никогда и не казался симпатичным», — думает Юла, но молчит.
Так, в тишине, и проходит остаток вечера.
Глава XIV. В ЛЕСУ
Приезжая, он рассказывал Жене, как чудесно в лесу, на взморье. Она лишь вздыхала. Ей было все как-то не выбраться.
Но однажды, в конце мая, она все-таки поехала. С ним. С одним.
Им посчастливилось. С утра было хмуро, но потом погодка разгулялась — и всеми красками засверкал яркий весенний денек.
Прямо у станционного домика начинался лес. Они пошли по песчаной дорожке. А вокруг стояли рыжие сосны. И солнце яркими бликами золотило их стволы.
Женя давно не была в лесу. Ее радовал каждый кустик. Каждый птичий голос заставлял ее останавливаться, подолгу внимательно вслушиваться.
Они пересекли шоссе и углубились дальше в лес.
— Постой-ка! — вдруг сказал Юла.
Он неторопливо огляделся, подумал и свернул немного влево. Внизу змеилась речушка.
— Точно! — воскликнул Юла и сбежал по крутому склону к воде. — Вот тут!
— Что — тут? — не поняла Женя.
— Вот тут провалился в полынью мальчонка. Помнишь? Ну, которого мы с тренером…
Женя кивнула. Она задумчиво оглядывала речушку и то место, где когда-то зияла прорубь. Сейчас, весной, когда вокруг все зеленело, трудно было представить, что вот тут, в мороз, торчал из сугробов провалившийся по пояс в ледяную воду парнишка.