Шрифт:
А в старости стал он сторожем на стадионе. Сперва не очень увлекался спортом, а потом пристрастился. На все тренировки являлся: сядет в стороне и присматривается. Инструктор заметил это и взял его в работу: то попросит махнуть флажком на старте, то щелкнуть секундомером на финише. Постепенно дед и сам вроде инструктора стал.
А наши футболисты ни одного матча без деда не начинали. Специально на самом лучшем месте стул для него ставили. Судья-то у нас оказался не очень опытным. А на поле часто конфликты. Как кончится игра, футболисты сразу к деду. Решай, кто прав.
Ребята разгорячатся, шумят, а дед скажет — и точка. Слушались его беспрекословно, как какого-нибудь судью всесоюзной категории.
— А ты, дедушка, сам-то теперь спортом не занимаешься? — пошутил Генька. — Признавайся, наверно, гоняешь мяч?
Мы засмеялись. Невозможно было даже представить старика в трусах и майке в роли нападающего Или защитника на футбольном поле.
— Угадал! — вдруг неожиданно для нас подтвердил старик. — Я спортсмен!
— Неужели и вправду футболист? — прыснул Генька.
— Нет, не футболист, конечно. Но спортсмен! — старик хитро улыбнулся. — Рыбалку я очень уважаю. Прежде бреднем ловил. А теперь интересуюсь спиннингом…
Дед легко и чисто произнес это трудное слово.
Когда старик ушел, мы еще долго говорили о нем.
— Теперь снова оживет наш стадион, — радовался Борис. — Крепкий хозяин пришел.
— Подходящий старикан, — согласился Генька. — С таким жить можно!
БОРЬКА СО ВТОРОЙ ЛЕСНОЙ
Здесь, неподалеку от города, казалось, все стремилось к этому могучему трамплину. К нему сбегался веер дорог, к нему тянулись просеки в лесу, возле него свернулось, покорно легло кольцо трамвая и встала платформа электрички.
В будни зимой здесь тихо, пустынно. Но по воскресеньям, и особенно в дни состязаний, все оживало. Мелькали яркие, костюмы лыжников, гремело радио, подкатывали трамваи, похожие на ежей. Огромного ежа напоминала и платформа электрички, ощетинившаяся остриями палок и лыж.
Нечего и говорить, что все окрестные мальчишки в такие дни теряли покой, а в классных журналах число двоек увеличивалось.
Здешние мальчишки знали толк и в прыжках, и в слаломе. Они росли в зоне могучих притягивающих волн громадины трамплина. И такие слова, как «стол отрыва», «воздушная подушка», «гора разгона», вошли в их сознание значительно раньше, чем условия равенства треугольников и закон Архимеда.
В воскресенье утром Борька Филиппов со Второй Лесной вместе с братом шел по улице. Артем — уже студент и старше Борьки на семь лет. У обоих братьев на плечах лыжи. Но у Борьки — обычные, легкие, а у Артема — настоящие прыжковые, широкие, длинные, особо прочные. Весят такие лыжи чуть не полпуда.
Борька на ходу то и дело здоровался с приятелями. Здесь, на улицах, ведущих к Большому трамплину, он знал всех мальчишек. Вместе учились в школе, вместе гоняли на лыжах. Мальчишки кивали Борьке, но глядели больше на Артема. Артема здесь все тоже знали: вырос тут. Но главное, Артем — классный прыгун.
Недаром Борька вышагивал такой важный! И в самом деле он чувствовал себя самым счастливым из мальчишек всей Второй Лесной и даже всего поселка.
Такой брат не шуточки!
Борька с любовью оглядывает рослую фигуру Артема, его развернутые плечи. Даже под свитером чувствуется, какие у него могучие мускулы.
Когда Борька был поменьше, он любил подойти к брату, обхватить двумя руками его мягкий, как резина, бицепс и сдавить.
— Сильней, сильней! — смеясь, командовал Артем.
Потом он вдруг напрягал руку. Эластичный комок внезапно оживал, вздувался, превращался в огромный булыжник и легко разрывал кольцо Борькиных пальцев.
…Братья неторопливо идут по улице. Утро веселое, солнечное. Снег брызжет голубыми и оранжевыми искрами. И тени на снегу тоже голубоватые. И далекий гудок электрички тоже веселый и тоже, кажется, голубой.
Артем, увидев лоточницу, подмигивает брату:
— Умнем?
Борька кивает.
Они подходят к лотку; над сверкающим металлическим ящиком вьется вкусный парок. Продавщица знакомая, она достает из ящика четыре горячих пирожка с капустой: Артем всегда берет четыре, и всегда с капустой.