И когда Кузя Второй и Славка привозят простенького парнишку, светленького, худощавого, курносого, почти как сам водитель мотоцикла, то есть Кузя Второй, в форме гражданской авиации с особенно ярко начищенными ради свадьбы и ради встречи с рыбаками пуговицами, Сашка все стоит такой же холодный, а может быть, еще холоднее.

Горбову что? В конце концов он сказал: «Если храбрый — бей шапкой перед людьми». Горбов встает и, переждав встречные аплодисменты, кашляет и говорит:

— Это нам подарок…

— Большой подарок, — подсказывает Гена, протягивая микрофон.

— Большой подарок, — послушно повторяет Горбов и смотрит на Гену.

— Не волнуйтесь, мои слова вырежем, — обучает Гена, — ваши останутся. Техника!

— Можно подумать, что вы упали к нам прямо с неба, — повторяет за ним Горбов.

Стрекочет аппарат. Парадно стоит довольный народ.

— Так оно и есть! — продолжает Горбов, а Славка делает Сашке успокаивающие знаки. — Так оно и есть…

— Вы в небе, а мы на воде, — подсказывает Гена, — заняты одним…

— Так оно и есть, — запнувшись, топчется на месте Горбов. — Прошу за свадебный стол… Короче говоря…

— Ни с места! — кричит Алик.

А Сима вдруг врезается между ними, между Горбовым и Саенко, которые стоят друг против друга, как на рапорте, врезается и наступает на Алену с Кирюхой, давно уже, едва подвезли Саенко, поднявшихся на ноги за столом. Алик, который подтолкнул Симу и показал ему на молодых пальцем, теперь хватает летчика и «преда» за плечи и удерживает на месте.

Сима выходит на крупный план. Он снимает Алену с Кирюхой. Не для семейной хроники, а для истории народа. Они так улыбаются, как еще не улыбались никогда. На всю катушку, совершенно одинаково, как близнецы, и это как чудо. И четыре глаза как четыре прожектора. Нет, правда, счастливые люди могут запросто освещать мир во тьме.

Сима, приседая, быстро поворачивается, смазывая другие застольные лица, и опять нацеливается на «преда» и летчика.

— Вы самый желанный гость, товарищ Саенко, — вслед за Геной опять говорит Илья Захарыч и рукой показывает гостю дорогу к столу, но тот вдыхает в себя побольше воздуха и брякает на всю свадьбу:

— А я не Саенко.

И Сима выключает аппарат. И Сашка поднимает голову. И Горбов улыбается вроде Кирюхи. И Ван Ваныч убито шлепает отвисшей губой. И Алик спрашивает:

— Как?

— У Саенко, понимаете, зубы болят. В общем, он это… в поликлинике… в больнице… Мучается, бедняга. Жуть! А меня просил подъехать, значит, подскочить… Поздравить…

— Но вы тоже из промразведки? — вскрикивает Алик и наводит на него палец пистолетом.

— Я? Да.

— Летаете?

— Я? Нет. Я наземный.

Алик обморочно бледнеет, и Ван Ваныч наливает ему стакан кисленького «узвара» из большого стеклянного кувшина — их несколько, с плавающими сморщенными дольками сухих фруктов, стоит на столе, чтобы запивать жирную еду. Он быстро наливает, но пьет сам и, сразу потея, лезет за платком. А летчик уже стоит перед Аленой и Кирюхой:

— От промысловой авиации.

И опускает перед ними на стол среди гусей и маринованных овощей новенький радиоприемник «Спидола», транзисторную шкатулку из пластмассы под слоновую кость, которую до сих пор держал в бумаге под мышкой. Весь мир под мышкой.

— Вещь, — говорит Марконя.

Кирюха и Алена, поблагодарив промысловую авиацию, усаживают летчика рядом с собой, но Алик, очнувшись, расслабленно просит:

— Извините, пожалуйста, граждане. Повторите подарок, если можно. На пленку! Гена как-нибудь подтянет текст. Надо же хоть что-то… Извините… — И берется за горло. От расстройства или свежего воздуха у него пропадает голос.

А меняются люди, смотрите-ка. Первый раз и дважды подряд извинился вдохновенный художник. И даже сказал — пожалуйста…

— Что делать, — вздыхает Алик и вяло машет рукой. — Сима! Встали. Я сказал!

— Это вам от промысловой авиации…

— Сашка! Сюда, сюда! — зовет Кирюха.

И Сашку Таранца втискивают за стол рядом с летчиком.

— Сашка, кто ты без промысловой авиации? — вопрошает издалека дед Тимка, демонстрируя свои передовые воззрения при отсталом возрасте.

— Ноль, — отвечает Сашка словом, коротким и быстрым, как выстрел.

— Нашей промысловой авиации ура! — поднимает тост дед Тимка.

И это не унижает любимого, страшного, бесконечного труда рыбаков, потому что его ничем, кроме предательства, унизить невозможно, и согласная с дедом свадьба от души горланит «ура» за своих воздушных друзей, а Горбов кричит и смотрит напротив, в открытый рот летчика, и видит в нем вместо одного зуба щель с припухшей, еще окровавленной десной. Решился-таки герой на экзекуцию… Вырвал зуб Витя…

Ах ты, Витя Саенко! Уговорил тебя Славка, косматый черт, тоже продать душу сатане. Лишь бы не испортить великого дня свадьбы Аленке с Кирюхой. Свет не без добрых людей, говорят. Неточно. Много добрых людей на свете. Вся бригада пожалела товарища. Не Сашку, а Кирю. Летчик отрекся от своего имени. А Кузя Второй с ними на мотоцикле ездил, — значит, уже и Кузя в заговоре. Вот как! Ну, этот не проболтается, этот парень скромный…