— Это мне? Ух ты! Спасибо.

Толпа встречающих перемешалась с прибывшими. Двигались, обнимались, целовались. Всех вместе вынесло на площадь, распахнувшуюся заасфальтированным простором, непривычным для глаза Кеши. У длинного стеклянного павильона, набитого людьми и багажом, была стоянка такси, но такси не было. Терпеливо топталась у чемоданов очередь. Посвистывал в милицейский свисток распорядитель с повязкой и сигнальной махалкой в руке. «Волга» с шашечками юркнула мимо, несмотря на отчаянный свисток распорядителя: она уже была полна седоками.

Кеша прошелся вдоль очереди, приостановился впереди.

— Эй, там! — кричали ему. — В очередь! Не видишь? Все сам видишь, а как слепой.

— Да я только спросить, — отбивался Кеша. — Улица Тринадцати тополей… Кто знает?

В очереди заспорили, где эта улица. Машины редко, но все же подъезжали. Распорядитель забивал их до отказа.

— Кому еще в Чиланзар?

— Мне не туда? — с надеждой спрашивал Кеша у очереди, продолжавшей спорить.

— Нет, это возле Алайского базара.

— Не знаете, а говорите! Зашлете человека!

— Кому на Кашгарку? Есть на Кашгарку? — надрывался распорядитель.

— Не мой район? — спрашивал Кеша.

— Це-це-це… — отрицательно поцокал языком пучеглазый человек в халате.

— Наверно, маленькая улица, вот ее и не знают, — сказала девушка с неживыми белыми волосами до плеч и вздохнула от ожидания.

Сочувственные слова ее и этот вздох Кеша принял за приглашение к разговору. И он уже приготовился завязать беседу, как вдруг распорядитель заорал, срываясь на хрип:

— Площадь Навои! Кому Навои! Центр города!

И, решив, что о безвестной улице лучше спрашивать в центре города, чем в тающей очереди у аэропорта, Кеша рванулся к машине.

Затиснулись в нее, сдавив друг друга, новенький чемодан пришлось держать на коленях.

— Плату делим на всех? — спросил Кеша, не столько оттого, что не знал, много ли придется платить, сколько ради общительности.

Первый раз человек катил в такси, поговорить хотелось.

«Волга» коротко взвизгнула тормозами, замерла под кустом уличной сирени, растущим из крохотного кружка в асфальте у самого края тротуара, и шофер не поворачиваясь неумолимо сказал шершавым голосом:

— Каждый платит полностью со счетчика. Всю цифру. Хотите — сидите. Не хотите — выходите.

— Хотим, — торопливо согласился Кеша и махнул вперед своей веточкой сирени.

Машина дернулась, крякнув от досады на остановку, и покатилась довольно резво. Конечно, шофер жулик, но если бы ехал в ней кто-то один, пришлось бы ему сполна платить? Не придерешься. А не хотите — выходите. И в конце концов, что значит мелкий расход для домовладельца? Не привык еще, зверь лесной. Надо привыкать.

Кеша обнимал чемодан, нюхал сирень и пытался рассмотреть пролетающие за стеклами дома, полузакрытые деревьями, потому что деревьев было много, а дома покуда не поднимались выше их. Зажглись уличные фонари, вспыхнули окна, и город начал расти и вырос, а деревья стали маленькими. Ему это немного в диковинку было — он привык к соснам и лиственницам, всегда шумевшим над крышей, над головой. А тут дома над деревьями.

На площади, где он вылез, был сквер из совсем игрушечных деревьев, обступивших большой фонтан. Водяные струи его взвивались выше стриженных под шары зеленых деревьев-малюток и с шумом падали, рассыпая брызги через края круглой мраморной чаши.

За фонтаном желтело и светилось внушительное здание театра — это было легко угадать по щитам с афишами, прислоненным к бессчетным колоннам. На широких ступенях Кеша остановил тоненькую театралку с целой башней из витков косы на голове и такую разодетую, что у него в глазах зарябило: и кружева, и бусы… Нет, рискованный город! Как на праздник попал он из своей глухомани.

— Простите… Вы это… не знаете, где тут такая улица… Тринадцати тополей?

— Направо, за углом, — быстро сказала девушка. Она торопилась.

— Так близко? — удивился Кеша.

— Вон там, куда завернул трамвай. За углом, — повторила девушка, оглядела его фигуру с черным пальто на плече, в суконной кепке и сапогах, чуждую для апреля и Ташкента, и побежала.

— Постойте.

Кеша протянул ей свою ветку сирени.

— Мне не надо.

— Ловите.

Говорят, из леса выходят угрюмцы. А этот Кеша с улыбкой жил.

На воротах висел пудовый, вероятно еще теткин, замок. Дом скрывался за глиняным забором и зеленью, вихрами лезущей через забор прямо в глаза. От нее по-ночному крепко пахло. Дворик, видимо, был густо засажен всякой всячиной, уже цветущей вовсю.