Все время, пока я уничтожал бандитов, эти твари, вооруженные мощными луками, с завидной скоростью слали в меня стрелы и, как бы я ни берегся, засадили в мое тело четыре штуки — две попали в левое плечо, еще одна пробила насквозь правое бедро, а последняя угодила в живот, на уровне пояса, и вышла наружу, сверкая обсидиановым наконечником. Если бы я не отключил боль, то валялся бы в шоковом состоянии на полу, рядом с теми, кого посек своим мечом.

Лучники попытались бежать от меня, побросав на пол свое оружие, но я догнал их и разрубил каждого аж до пояса, ударив сзади наискосок. Каюсь, при этом я испытал просто наслаждение.

Я все время боялся, что один из них догадается и засадит мне стрелу в голову — вот тогда точно мне была бы труба!

Наконец в доме все затихло, и я остался в окружении полутора десятков нашинкованных трупов.

Переведя дух, я обломил наконечник стрелы, пробившей мне живот, и вырвал ее из себя. Ту же процедуру проделал с остальными стрелами и, задыхаясь, присел передохнуть на один из небольших табуретов красного дерева — надо было дать хотя бы минут десять своему телу, чтобы залечить раны. Семя Семенем, но и оно не может мгновенно исцелять, а мне еще предстояло довершить начатое и выйти из дома, помня о том, что во дворе несколько десятков вооруженных бойцов дожидаются команды своих главарей.

Я посидел, чувствуя, как мое состояние улучшается и дыхание нормализуется, потом поднялся и направился к входной двери, за которой слышались невнятные возгласы. Кто-то, срываясь, кричал высоким голосом:

— Я тебе говорю — там шум был! Может, там что-то случилось, надо посмотреть!

Я начал спускаться вниз, когда заметил, как у входа спорят несколько человек, последние слова одного из них я как раз и услышал.

Увидев меня, с мечом в руке, залитого кровью с ног до головы, они, на драгоценные несколько мгновений, замерли, что позволило мне приблизиться к ним на вытянутую руку.

Эти люди полегли быстро, буквально как трава под ударами косы. Остальные бойцы подхватились с камней, которыми был вымощен двор, — они сидели на них кто на корточках, кто подложив под себя чурбачки и доски — и с криками бросились на меня, вытащив из ножен мечи и раскрутив в воздухе кистени и дубины самых причудливых форм и видов.

Мне пришлось довольно туго — первые ряды полегли быстро, но численное соотношение противников складывалось не в мою пользу, и я вынужден был побегать по двору.

Слава богам, входные ворота были крепко заперты, да и никто из нападавших не подумал, что надо спасаться. А когда подумал — было поздно. Минут через десять уже не они гонялись за мной по двору, а я за ними, добивая оставшихся в живых.

Еще мне повезло, что охранники, что стояли снаружи, покинули свой пост, сопровождая меня к Амунгу, так что практически все головорезы оказались на внутренней территории.

Закончив это грязное дело, я проверил, заперты ли ворота, обошел всех бандитов, добивая тех, кто еще подавал признаки жизни (вдруг ударят в спину — негоже оставлять живых врагов), и ушел в дом — надо было посидеть полчаса, восстановиться после последнего боя.

Прошел в гостиную, сел на стул и стал дожидаться улучшения самочувствия. Меня потрясывало, а когда я неосторожно, чтобы проверить себя, вернул чувство боли — на меня навалилась такая дикая волна болезненных ощущений, что в голове потемнело и я чуть не потерял сознание от шока.

Снова отключив боль, я перевел дух — стоило воздержаться от таких экспериментов. Как оказалось, меня крепко покалечили. Осмотрел себя: ткань рубахи во многих местах была пробита и прорезана так, что висела лохмотьями, штаны располосованы сверху донизу, и в дырах виднелись затягивающиеся длинные порезы. Какой бы ты ни был великий воин, но если на тебя наваливаются несколько десятков бойцов — нельзя уберечься от ран. Если, конечно, ты полностью не закован в кевларовую броню, сверху донизу, но и тогда будут повреждения — синяки и ушибы.

Меня лихорадило, сердце учащенно билось, разгоняя кровь по жилам, организм, как самовосстанавливающаяся машина, обследовал все уголки плоти и быстро заделывал повреждения, отбрасывая разбитые клетки.

Меня потянуло помочиться — еле успел встать и выйти на крыльцо… Струя была красной, с ходу определил — почки пробили. Сделав дело, вернулся назад и страшно, буквально катастрофически захотел есть — верный признак, что отторглось очень много мертвой поврежденной плоти, — организм требовал «кирпичиков» для восстановления.

Встав с табуретки, я отправился на поиски пропитания. Идти было трудно и противно — пол выглядел так, как будто люди попали под удар лопастей грузового вертолета. Даже наступать в это месиво было мерзко, но инстинкт гнал меня за пропитанием.

Пройдя через комнату, я попал на кухню, где по запаху нашел что-то съестное — остатки жаренного на вертелах мяса — и с жадностью стал отрывать от большого куска кусочки поменьше, помогая себе мечом, и запихивать их в рот, давясь от жадности. Так продолжалось минут двадцать — я набил себе желудок, нашел там же кувшин со слабым вином и запил съеденное.