– Возможно, вы знаете, где она может находиться? Нам очень надо ее найти, – говорил Турецкий, и Аллочка сразу же поняла, что «нам» значило не только милицию и прокуратуру, но и его лично. «Вот и этот в нее втюрился, – уныло подумала Аллочка, и ей стало до ужаса обидно. – Ну почему в нее – все, а в меня никто? Чем я хуже?» Это было так несправедливо, что она чуть не расплакалась.

Турецкий заметил, что настроение, его собеседницы внезапно изменилось, но придал этому совершенно иной смысл.

– Понимаете, ей может угрожать опасность, а вы ведь ее подруга, – продолжал он.

Каково же было Сашино удивление, когда, выслушав его долгие объяснения, девушка вдруг зашмыгала носом и сказала:

– Вы тоже в нее влюбились. Не верьте ей.

– С чего вы взяли? – Турецкий был ошарашен, как будто его внезапно дернуло током.

– Так по вам же видно, – пожала плечами Аллочка. – Когда вы произносите ее имя, у вас глаза меняются. Да вы не переживайте, вы не один такой. Она так на мужчин действует. Я уж знаю. Леонида своего вмиг окрутила. А он ведь не один за ней ходил.

– Но она же замужем, – пробормотал Турецкий, – и у нее охрана…

– Ну да, охрана, – согласилась Аллочка. – Потому она так и тосковала последнее время. Вышла за богатого, думала, будет у нее красивая жизнь, а оказалась почти что как в тюрьме. Хотя она и тут находила себе… – Аллочка замолчала, прикусив губу, явно не желая продолжать.

– Расскажите, – попросил Турецкий; он необдуманно откинулся назад, задев раненой рукой за спинку стула. На секунду на лице его непроизвольно возникла гримаса боли, и он даже застонал.

– Что с вами? – удивленно спросила Аллочка.

– «А, ерунда, бандитская пуля», – машинально отреагировал Турецкий фразой из старого кинофильма; он давно усвоил, что на определенный тип женщин эта цитата в устах следователя действовала как заклинание «сезам, откройся». Аллочка была из них. Александр Борисович изобразил на лице извиняющуюся полуулыбку, потом посерьезнел и нарочито веско добавил: – Сквозное огнестрельное ранение. В прошедший понедельник. Но валяться в больнице до полного выздоровления не имею права, – закончил он тихо, но патетически.

Глава двадцатая СОЦИОЛОГ ИГОРЬ

1

Чуть поколебавшись, Турецкий заказал еще два по сто коньяку и шоколад, судорожно соображая, во сколько ему обойдется эта приятная беседа, если каждый кусок информации придется добывать таким же путем. Однако постепенно, чередуя угощение с комплиментами и гримасами боли – последствием «бандитской пули», – ему удалось выяснить вот что.

Некоторое время назад, недели две-три (Аллочка обещала вспомнить точную дату), в банк пришел довольно интересный мужчина лет тридцати. Его обслуживала Алла, и он пригласил ее в кафе. Они познакомились. Он оказался социологом, изучал жизнь разных слоев общества. Это был очень остроумный, интересный человек, расспрашивал Аллу о ее жизни, о детстве, о подругах. Она рассказала про Таню, он заинтересовался и попросил, чтобы Алла взяла его к ней, когда сама туда отправится, причем не обязательно специально в гости – просто он хочет увидеть, как живут «новые русские». Это ему нужно для научной работы.

Аллочка рассказала о нем Тане, договорилась, что приведет Игоря (так звали мужчину). И ради чего она старалась? Как только Игорь увидел Татьяну, он тут же растаял, глаз с нее не сводил. Это было просто неприлично. Потом они включили музыку и начали танцевать, так он так ее прижимал, что Аллочке было неприятно сидеть с ними в одной комнате.

– Понимаете, она пользовалась случаем, – возбужденно говорила Аллочка. – Она ведь никуда не могла выйти без охраны, значит, ей шуры-муры никак не завести, муж сразу все узнает. Представляете, так жить и знать, что за каждым твоим шагом все время следят. Это же ужас. А Таньке-то тем более, она привыкла, что с ней на улице знакомятся, глазки всем подряд строит. А теперь оказалось – ни-ни. Затоскуешь тут. А тут мужик симпатичный, и, главное – со мной. Если муж чего спросит, скажет, это подруга приходила со своим хахалем. Она его спокойно могла бы и в постель уложить, но все-таки при мне постеснялась.

– Ну и что дальше? – спросил Турецкий.

– Ну и все, – вздохнула Аллочка. – Больше я Игоря не видела. А он был особенный какой-то. И не из таких, как у нас в банке работают – имеют в кармане тысячу баксов и от этого надулись, как жабы. Но и не из голодранцев-бюджетников, которые тебе мороженое купить не могут – дорого. Игорь был – самое то.

Турецкий слушал ее, сжав зубы. Наверно, он тоже был самое то. Во всяком случае, Аллочка время от времени бросала на него весьма нежные взгляды. А он-то думал, что был для Татьяны Бурмеевой чем-то большим, чем «подходящий» молодой человек, с которым можно поразвлечься. Собственно, после гибели мужа она сразу же угодила в больницу, и Турецкий был первым, кто ей встретился, не с доктором же Варвариным ей заводить романы. А он-то считал… Турецкий отогнал эти мысли и прислушался к тому, что продолжала тараторить Аллочка:

– Не знаю, произошло у них что-то или нет. Это было непросто устроить из-за охраны, но я думаю, если Татьяне действительно надо, она как-нибудь сможет исхитриться. В конце концов, охранники же не сидели там на лестнице ночь напролет.

– Наверно, – кивнул Турецкий, – иначе как бы подложили бомбу?

– Ну, тем более, – сказала Аллочка. – Значит, они могли и его пропустить. – Она замолчала, и ее нарисованная мордашка вдруг приняла совсем не подходящее к легкомысленной одежде и светлым веселым локонам выражение полного отчаяния. – Вот вы следователь, Саша, – сказала она, подняв на него глаза, полные слез, – вы, значит, в людях понимаете. Ну что во мне не так? Почему в меня никто не влюбляется? А в нее – все. Отчего так, а?