Шрифт:
Состроив такую виноватую физиономию, какую и плеть не посмеет сечь, а не то что меч, Родион выглянул в коридор. И обнаружил полный порядок. Все было на месте, кроме Ивана Васильевича. Чиновника и след простыл. Ну, все ясно: в сердцах выбежал на улицу, там проветривается. Сунув дело под мышку, юный болтун — иначе не скажешь — сбежал по лесенке и выглянул на мороз. Троица городовых, словно ожидая его появления, подтянулась и замерла в почтительной строгости.
— Чего изволите, господин Ванзаров? — осведомился старший городовой Болотников.
Упрямо не желая мириться с очевидным, Родион спросил:
— А где же господин Разуваев?
— Как есть, отправился домой. Передал, что расследование взяла на себя сыскная… Так что находимся в вашем распоряжении… Ждем указаний.
— Да… очень хорошо… — пробормотал он в ответ.
Это что же получается? Своими руками, вернее — болтовней, взвалил на шею дело с трупом. Да еще такое мутное. Это только Разуваев уверен, что преступника так просто поймать. Тут еще крепко разобраться надо. Уж больно странно все выглядит. Вот и получается, что теперь вместо обеда, который стал нестерпимо желанным, придется возиться с протоколами и розысками. Вместо беззаботного праздника — тяготы будней. А Родион — молодец!
Наш герой и дальше готов был проклинать себя, сыпля жалобами и стонами, не хуже героя древнегреческой трагедии, недаром штудировал их в оригинале, но посиневшие от мороза физиономии городовых с налетом инея и тихой ненависти к мальчишке-сопляку требовали немедленных действий.
— Дело я себе взял уж больно сложное, боюсь, участку не справиться, захотелось на праздниках маленько размяться… — оправдался он, стараясь на глазах превратиться из растерянного юнца в сурового следователя.
Чудо обращения что-то запаздывало. Широкоплечие мужики взирали с откровенным сомнением. Если не сказать — презрением. Дескать, куда тебе, воробышку упитанному, ну, попрыгай, коли власть имеешь, наше дело маленькое, а так — все про тебя знаем, и как тебя старина Разуваев обул, знаем. Нечего нам тут сказки втирать. Или что там вертится в голове городового, когда начальство не заслуживает уважения.
— Вот что, коллеги… — сказал Родион городовым. — Нечего на холоде мерзнуть, никакой толпы нет и любопытных тоже. Лучше не привлекать внимания, пока все тихо. Прошу в дом греться.
И широко распахнул дверь.
Городовые невольно переглянулись: не ослышались ли. Дело невиданное, чтобы чиновник городового «коллегой» назвал. Скорее от удивления, мужики покорно протопали внутрь, гремя ножнами сабель и коваными каблуками. В маленькой гостиной сразу стало тесно. А Ванзаров пошел еще дальше: разрешил рассаживаться и пообещал прислать озябшим постовым чаю. Чем привел их в полный восторг умиления, от которого грубые сердца маленько оттаяли. Сам же отправился наверх начинать следствие с самого начала.
…— Эх, мне бы там посмотреть и пощупать, сразу бы указал, где собака зарыта!
— Аполлон Григорьевич! Ну что вы, в самом деле… Какая собака?! При чем тут собака?
— Нечего обижаться… Из души вырвалось…
— Вы позволите?
— Да уже валяйте, Гривцов… Вот времена: старику Лебедеву рот затыкают… Все-все, молчу…
Госпожа Водянова снимала не самые роскошные, но удобные апартаменты. За уютной гостиной с кафельной печкой, роковым диванчиком и набором необходимой мебели из миниатюрного столика, четверки стульев и буфета находилась крохотная спаленка. Большую часть ее занимала кровать с огромной периной, рядом — трильяж и стул. Платяной шкаф, хоть и узкий, оставлял пятачок свободного места. Полы устланы новыми, но недорогими коврами. Обои свежие, без жирных пятен и раздавленных клопов.
Хозяйка пансиона старалась обеспечить гостей только самым необходимым, справедливо полагая, что они захотят обставить комнаты по своему вкусу. Вот только вкусы несчастной барышни разобрать невозможно. Не нашлось в ее жилище фотографий в рамочках, модных картинок, цветов в горшках и прочих безделушек, какими женщина заполняет любое помещение, попавшее к ней в руки. Не пылилось даже скляночки духов или баночки крема на трюмо. А украшений, хоть самых скромных, не было и в помине.
Что удивительно: вещей у Водяновой тоже было немного. В шкафу висели серенькое платье, теплая накидка и черная юбка. На полках — три смены нижнего белья. Для молодой барышни преступно мало одежды. А весь наличный капитал состоял из пары смятых рублевых бумажек и горстки мелочи. Чем занималась Водянова — было не меньшей загадкой: не попалось ни одной книжки, рукоделья, вязанья, писем или хоть журнала мод. Создавалось впечатление, что барышня целыми днями валялась на диване или смотрела в окно.
Покопавшись где только мог, Родион посчитал своим долгом залезть под кровать. Нагнувшись, он ощутил последствия праздников.
В темноте виднелась какая-то смятая тряпка. Протянув руку, сколько хватило ловкости, Ванзаров подцепил мягкую ткань и вытянул ее на свет. Комок оказался простыней в засохших пятнах неаппетитного цвета. Пахло резко и омерзительно. Родион брезгливо фыркнул и поморщился. Находка требовала изучения криминалистом или хотя бы доктором, но где же их взять. А потому ткань с возможными следами крови была сложена на краешке кровати.