Шрифт:
В школе он не раз смеялся над фантастическими выдумками своих товарищей про волка-оборотня, всего месяц тому назад загрызшего бездомного бродягу, а еще прежде — двух обитателей Таркерс Миллс: Стеллу Рэндольф и Арни Веструма. Но сейчас ему не до смеха. Отливающий кровью шар луны делает эти истории слишком похожими на правду.
Брэди быстро наматывает струну на катушку, торопясь спустить на землю своего Ястреба, хорошо заметного в темном небе из-за красных кружочков, изображающих налитые кровью глаза хищной птицы. Ветер неожиданно стихает, но мальчик слишком спешит, и в результате змей резко ныряет вниз, опускаясь с противоположной от Брэди стороны летней эстрады.
Мальчик направляется к нему, продолжая сматывать струну, время от времени боязливо оглядываясь через плечо… как вдруг тонкая леска начинает дергаться, вырываясь у него из рук. Он вспоминает, что нечто подобное он видел на рыбалке, когда ему удавалось подцепить на крючок в ручье Таркер особенно крупную рыбину. Нахмурившись, он недоуменно смотрит на струну, и та столь же неожиданно обвисает.
Ночь взрывается оглушительным ревом, и Брэди Кинкайд цепенеет и испуганно вскрикивает. теперь он верит. Да, теперь он готов поверить во все что угодно, но уже слишком поздно. Жалкий детский крик заглушается яростным рычанием, переходящим в жуткий вой, от которого кровь стынет в жилах.
Из темноты появляется волк и на двух ногах, совсем как человек, бросается к мальчику. Косматая шерсть зверя кажется красной в лунном свете, а в глазах у него горят два ужасных зеленых огня. В передней лапе, на которой Брэди успевает разглядеть человеческие пальцы с когтями вместо ногтей, он держит бешено трясущегося Ястреба.
Брэди поворачивается и хочет бежать, но в тот же миг сухие ладони обхватывают его сзади за плечи, и в ноздри ему ударяет смешанный запах крови и корицы. На следующий день обезглавленное и выпотрошенное тело ребенка находят распростертым на земле возле Мемориала Героям Войны. Окоченевшая рука мальчика будет продолжать стискивать воздушного змея.
Ястреб дрожит, трепещет, точно пытаясь взлететь и подняться в небо, в то время как вышедшие на поиски мальчика потрясенные люди отворачиваются, будучи не в силах смотреть на ужасную картину, открывшуюся их глазам. А Ястреб продолжает вырываться из мертвых детских пальцев, увлекаемый ввысь поднявшимся ветерком, словно знает, что сегодняшний день будет удачным для воздушных змеев.
Май
В ночь накануне торжественной службы по случаю Дня Возвращения его преподобию отцу Лестеру Лоу снится кошмарный сон, от которого он просыпается, дрожа, весь мокрый от пота. Проснувшись, он садится в кровати, с ужасом уставясь на узкие окна своей спальни. За ними виднеется церковь, стоящая на противоположной стороне улицы. Серебристый свет луны освещает внутренние покои его дома. В первое мгновение он с ужасом ожидает появления оборотня, о котором шепчутся старики и старухи по всей округе. Потом он закрывает глаза, мысленно обращается к Богу, умоляя того простить ему грех суеверия, и заканчивает свою молитву, тихо шепча:
— Ради Господа нашего, Иисуса. Аминь. — Так как когда-то его учила мать.
Однако этот сон…
Ему приснился завтрашний воскресный день, и он сам, читающий специальную проповедь, посвященную Дню Возвращения. Как всегда в это праздничное майское воскресенье, в церкви нет ни единого свободного местечка, и вместо полупустых скамеек он видит перед собой скопление хорошо знакомых лиц.
Во сне он проповедовал вдохновенно и страстно, что редко случается в действительности: обычно проповеди отца Лоу бывают такими скучными и монотонными, что за последние лет десять он отпугнул ими многих из своих прихожан. Однако в это утро он почувствовал Божественный Огонь в душе, и отнюдь не случайно. Он понимает, что эта проповедь самая важная в его жизни, ибо тема ее проста и вместе с тем ужасна: Зверь живет среди нас. Точно тяжелым молотом, он вновь и вновь вбивает эту мысль в головы притихших слушателей, смутно сознавая, что его голос стал необычайно грубым и сильным, а сама речь льется почти в поэтическом ритме.
Зверь, утверждает он, свободно разгуливает среди нас. Сатана, повторяет он, может повстречаться любому из вас где угодно. Он запросто проникает на школьный вечер танцев. Он каждый день покупает пачку «Мальборо» в магазинчике у самого вашего дома. Он стоит на остановке с мороженым в руке, ожидая рейсовый автобус из Брайтона. Зверь может оказаться на соседнем месте на концерте или за одним столиком в кафе на Мэйн-стрит. Голосом, опустившимся до шепота, он снова повторяет это слово — Зверь, и все слушатели, затаив дыхание, внимают ему. Как никогда прежде, они покорно следуют за священником туда, куда он ведет их. Берегитесь Зверя, ибо он может улыбаться и называть себя вашим соседом и другом, но, о братья мои, зубы его остры, и вы сумеете отличить его по тому, как беспокойно бегают его глаза. Это Зверь, и он пришел сюда, в Таркерс Миллс. Он…
Однако внезапно отец Лоу останавливается, поток его красноречия прерывается, потому что на его глазах в ярко освещенной обжигающим майским солнцем церкви начинает твориться нечто неописуемое. Облик его прихожан, всех до единого, вдруг преображается, и он с ужасом видит, что вместо трехсот человек перед ним оказываются триста оборотней. Молочно-белая кожа низенького и пухлого Виктора Боула, главы городского правления, приобретает коричневый оттенок, грубеет и покрывается шерстью! Лестер Лоу переводит взгляд на Вайолет Маккензи, дающую частные уроки игры на фортепьяно… Ее тощее тело старой девы расширяется, а длинный, узкий нос становится плоским! Толстый учитель истории Элберт Фриман раздувается еще больше; его сияющий голубой костюм расползается по швам, и из-под него, как обивка из старого дивана, высовываются наружу клочки шерсти! Жирные губы его оттягиваются к носу и подбородку, точно два пузыря, обнажая клыки размером с клавиши рояля!
Зверь — пытается сказать отец Лоу, но у него отнимается язык, и он оступается и падает с кафедры, невольно отступив назад при виде Кэла Блодвина, дьякона баптистской церкви в Таркерс Миллс, неуклюже ковыляющего по центральному проходу, со свесившейся набок головой, рыча и роняя денежные пожертвования прихожан с огромного серебряного блюда. Вайолет Маккензи прыгает на него, и они катятся по полу вдоль скамеек, сцепившись, кусая друг друга и крича при этом почти человеческими голосами.
Остальные прихожане присоединяются к ним, и церковь наполняется воплями, похожими на те, что разносятся по зверинцу, когда наступает время кормежки. Лоу пронзительным голосом выкрикивает в каком-то экстазе: