Шрифт:
– Так вот оно что! – воскликнула я. – Значит сокровища спер не отец, а дед Кешки! Но… как же про них узнал Иван? Ведь во время войны он был совсем крохотным и просто не мог ничего запомнить…
– Это темная история. Думается, какую-то роль здесь играл крест-татуировка, которую Лев успел сделать на груди маленького сына, а какую-то – Илья Шеин. К сожалению, Илья умер в 1980 году и допросить его не удалось. Ясно одно: Иван долгое время жил, даже не подозревая ни о каких сокровищах… Именно возникновение этих сокровищ в его жизни послужило толчком к преображению…
– А что же полоцкие и прочие священники? Никакого следа?
– Никто ни в чем не признается. Это раньше половина попов была на жаловании у КГБ. Теперь, когда церковь опять в фаворе, не так. На месте КГБ – коммерция, деньги. Сокровища им самим нужны. Крест – особая статья. Впрочем, белоруссам удалось найти одного дьякона, из наших, на покое. Он теперь живет в Кеми. И помнит одну историю, которая, возможно, имеет отношение к нашим делам. Если судить с его слов, Большой Иван пытался найти священнослужителя и поделиться с ним своей историей, но воровским чутьем видел стукачей от церкви насквозь, и никак не мог решиться – он же прекрасно понимал, какую ценность все это имеет. За такое не один раз убьют… В конце концов вроде бы нашел некоего честного батюшку в каком-то беломорском захолустье и о чем-то вроде бы с ним договорился. О чем – наш информатор не знает. Батюшка тот давно умер, а передал ли кому…
– Если судить по тому, что по следу Кешки идет кто-то из церковников, видать, передал, – заметила я.
– Может быть, может быть…
– А что же теперь? – не удержалась я.
– Не бойтесь, я не стану вылавливать вашего Кешку и сдавать его в нашу поликлинику, – грустно улыбнулся Вадим. – Я так решил. Кроме того, я позабочусь о том, чтобы и другие не смогли этого сделать. Но вот если он сам захочет…
– Разумеется… Но… почему?
– Та девочка-танцовщица… Гуттиэре, помните, вы рассказывали мне… Она… Ирина была моей дочерью.
– Господи! – я невольным жестом прижала ладонь ко рту, словно останавливая давно вырвавшиеся слова.
– Вы тогда сказали: вина Алекса. Нет. Это моя вина. И еще моей жены. Мы оба все время работали и фактически не обращали на детей внимания. Сын – спокойный, флегматичный мальчик. Закончил школу, потом институт, мы вообще не знали с ним никаких хлопот, и считали это нормальным. Если в семье все есть, никто не пьет, не скандалит, то чего же еще? А вот младшая, Ира… Ее мы упустили. Она училась в балетном училище, нам казалось – это удобно, если ребенок все время при деле. А она, в отличие от сына, была тонко эмоциональна, ей требовалось наше участие в ее взрослении. Мы слишком поздно поняли это… Когда Ира умерла, мы женой не смогли простить друг друга и… расстались… И вот теперь, как вы сказали: нельзя не учитывать то, что само встает на твоей дороге…? Я постараюсь, учту… Пусть этот Кешка живет, как ему заблагорассудится… А сокровища… Что ж, бог с ними… У них ведь тоже есть какой-то свой путь…
– Гуттиэре называла его – Забывший Имя Луны… – сказала я.
– Она всегда, с самого раннего детства понимала все красивое, – кивнул Вадим. – Потому и выбрала танец…
– Мне жаль… – сказала я.
Вадим молча взял мою руку в свои, медленно стянул с нее варежку, склонился, поцеловал тыльную сторону кисти и тут же надел варежку обратно.
Честное слово, это было лучшее, что он мог сделать. И мне действительно было жаль.
Глава 23
(Анжелика, 1996 год)
– Он теперь уедет? – спросила Антонина.
– Ну разумеется, – я пожала плечами. – А как же иначе? Он гражданин Мексики, у него там дом, друзья, работа.
– Иначе – никак, – подтвердила дочь.
Последние дни я внимательно следила за Антониной. Последействия, о котором предупреждали психологи, вроде бы не наблюдалось. Сюзанна приходила к нам два раза. После нее оставались пустые банки из-под пепси-колы и красочные картинки с умирающими от какой-то экологической катастрофы китами, на которые я не могла смотреть без дрожи. Я подумала: может быть, Сюзанна пока заменит Олегу Женечку? Но ничего такого не заметила. Гринписовку Олег тоже не заинтересовал, так как у нее есть свой пунктик. Чужие ей по барабану.
– А если я когда-нибудь к нему, в Мексику, съезжу, ты не обидишься? – спросила Антонина.
– Конечно, нет! – как можно веселее сказала я. – Это будет просто здорово. В конце концов он же твой отец…
– Да, в конце концов отец, – опять согласилась Антонина, и это мне не понравилось. Последний раз она соглашалась со мной два раза подряд еще до наступления подросткового кризиса.
Может быть, все-таки последействие?
Спустя полчаса Антонина отбыла на какую-то очередную экологическую тусовку. Вместо нее в комнате воздвигся Олег.
– Белка, нам надо поговорить…
– Ты же всю жизнь терпеть не мог выяснять отношения, – напомнила я.
– Ну, иногда, в виде исключения… – примирительно сказал он.
– Ну ладно, давай, – я села на диван и сложила руки на коленях.
…
– Я не знаю, что сказать… – вдоволь помолчав, обескуражено признался Олег.
– Тогда, наверное, ничего не надо? – предположила я.
– Но… Белка! Я, честное слово, не знал, что она…
– А что это меняет?
– Но… я думал, ты злишься, что я подставил всех, даже Антонину…