И она улыбалась…

Принцесса заметила все это в один миг; не успел прозвучать раскат грома, как она вскочила со стула. Ее ночная рубашка зацепилась за спинку стула, и она резко выдернула застрявший край.

— Выйдите вперед, — распорядилась она.

Женщина снова спряталась в темноту. Виктория могла видеть лишь ее силуэт. Вот юбки, вот руки.

Потом та заговорила.

— Король мертв, Ваше Величество, — ее голос шел из глубокой, густой тени. — Да здравствует королева!..

Король мертв?

Последовал еще один удар молнии, более продолжительный, чем предыдущий, и вспышка снова осветила даму Виктория схватилась за край стола, чтобы не рухнуть на пол от ужаса. Она увидела, что кисти рук у женщины растут, ногти удлиняются, превращая человеческие пальцы во что-то очень похожее на огромные когти; ее рост увеличился настолько, что уже превосходил высоту камина, возле которого она стояла. Потом свечи, уже давно, казалось бы, оплывшие, вдруг опять загорелись; огонь, отлученный от камина почти два месяца тому назад, вернулся в него вдруг забушевавшим пламенем. Женщина стала придвигаться, ее красные глаза засверкали; рот, все еще красивый, вдруг искривился и широко открылся, обнажив ряды — ряды! — острых как бритва зубов.

— Подходи же, Ваше Величество, — шипела она. — Иди ко мне.

Снова глухой раскат грома.

Женщина скользила к ней: одна рука с когтями вытягивалась далеко вперед.

И Виктория поняла. Поняла, что ей надо делать.

(Потом она не раз и не два будет спрашивать себя: как? Как она узнала, что ей делать? Это была интуиция или действие по ситуации?

И как она поняла, что именно это было, здесь, в ее комнате? Что это был суккуб, демон в обличье женщины.

Но это будет позже, а тогда…

Тогда она не останавливалась для раздумий.

Она действовала.)

Правой рукой Виктория схватила со своего письменного стола нож для разрезания бумаг и вскрытия писем, затем перехватила его левой рукой, которую и выставила вперед, а правую отвела для равновесия назад, приняв абсолютно правильную стойку.

Суккуб зашипела, сделав шаг назад. Шорох юбок. Глаза, красные и поблескивающие, как-то потускнели. Рот закрылся. Затем выражение стало настороженным; она присела, став ростом почти как принцесса, и медленно завела руку назад, приняв позу, которая больше всего напоминала стойку скорпиона перед атакой — так показалось Виктории. Другая рука, с поднятыми когтями, вытянулась вперед. Согнув лапы в коленях, суккуб перенесла центр тяжести своего туловища чуть пониже.

Противники смотрели друг на друга.

Не мигая.

На другом конце комнаты герцогиня чуть шевельнулась в своем кресле. Она громко вздохнула и почмокала губами, будто тучный король на вечернем пиру. Она произнесла во сне что-то нечленораздельное, похожее на «ей быть королевой», но, может быть, и что-то иное.

Суккуб улыбалась.

Виктория тоже улыбнулась в ответ.

Герцогиня продолжала спать.

Тогда дверь спальни, находившаяся позади суккуба, тихо отворилась, и в комнату вошла фигура — Виктории эта фигура была незнакома.

Глаза у суккуба сверкнули, но она не обернулась. На ее руке, вытянутой для равновесия, поднялся палец, словно оповещая о новоприбывшей персоне.

— Ты неплохо обучила ее, Защитник.

— Хорошенькое дельце, — сказала Мэгги Браун, быстро пересекая комнату; ее доспехи и кожаная куртка потемнели от крови, из-за ремня торчали три забрызганных кровью костяных меча. — Ничему я ее не учила. Признаться, не имели мы такого удовольствия, не так ли, малышка?

Виктория, чуть смущаясь, отрицательно покачала головой.

Суккуб с шипением развернулась, чтобы встретить Браун, а та моментально вытащила два костяных меча.

— Пора умирать, суккуб, — сказала она, — пора умирать.

Раздался стук в дверь, и все три женщины замерли, переводя взгляд с герцогини на дверь и обратно. Герцогиня заворочалась, ее веки дрогнули.

Стук повторился.

— Ваша милость, — донесся взволнованный голос, — гофмейстер королевского двора и архиепископ Кентерберийский желают видеть Ее Королевское Высочество принцессу Викторию. Они желают ее видеть немедленно.

Герцогиня открыла глаза.

VI

Чуть раньше.

В карете, к западу от Кенсингтонского дворца

Они сидели в карете в главном парадном дворе Виндзорского замка. Гофмейстер королевского двора лорд Конингэм вместе с архиепископом Кентерберийским ожидали кучера. Каждый держал в руке стакан с шерри, которое было подано им на серебряном подносе. Лакей, принесший поднос, был в ливрее и белом парике, перевязанном черным бантом.