Шрифт:
И жить по-прежнему можно только здесь. И не только жить. Но еще и учить американцев — демократии!
САМЫЙ КОРОТКИЙ РАССКАЗ
Очаровательная блондинка в джинсах «Сэссун», кофточке «Лорд энд Тейлор» и в туфлях от «Сакса» сказала эффектной брюнетке в джинсах «Джордаш», кофточке от «Мейсиса» и туфлях от «Блу-минг-дейла»:
— Ах ты, сука ты позорная!..
НАДЕНУ Я ЧЕРНУЮ ШЛЯПУ…
«В человеке все должно быть прекрасно — и пиджак, и штаны, и рубашка, и галстук!..»
«…Вы — человек культурный. У вас — макинтош!..»
«На Западе люди одеваются, в Москве — рядятся…»
«…А девки на пляже одеты — так просто срам! Не зря люди говорят — быкини. Быкини и есть. Парни за ними, как быки, как быки…»
Лично я одет довольно плохо. А раньше был одет еще хуже. В Союзе я одевался настолько плохо, что меня даже корили за это.
Директор заповедника, в котором я работал экскурсоводом, говорил мне:
— Своими брюками, Довлатов, вы нарушаете праздничную атмосферу здешних мест!..
Редактор партийной газеты, в которой я служил халтурщиком, терпеливо уговаривал меня:
— Купите приличную обувь! У нас, между прочим, бывают иностранцы!..
Инструктор ленинградского обкома КПСС, взглянув на мой джемпер, сказал:
— Вы, как я догадываюсь, беспартийный?..
В общем, плохо я одевался. И меня это не беспокоило.
Дома одежде приписывались четкие социальные функции.
Нечто подобное было в старину. Коллежскому регистратору полагалась, допустим, шинель из военного сукна. Выдвинулся чином повыше — заказывай шинель из драпа. Статскому советнику полагался бобровый воротник. Тайному — из нерпы. И так далее…
Сейчас — такая же история. Удостоился кандидатской степени — покупай дубленку. Или, на худой конец, — тулуп. Ведь кандидат — не дворник. Кандидату без тулупа — нельзя…
Один мой знакомый, литератор Еремин, достал болгарский кожаный пиджак. Другой мой знакомый, литератор Рейн, тотчас же перешел с Ереминым на «вы». (Столь огромно было его уважение к пиджаку…)
На родине импортные вещи являлись знаками социальной полноценности. Раздобыв югославский полиэтиленовый мешочек, женщина надолго избавлялась от тяжелых комплексов. С пачкой жевательной резинки можно было явиться на именины…
Способность доставать заграничные вещи приравнивалась к ясновидению и медиумизму. Бесчисленные Лелики, Марики, Фердинанды Сигизмундовичи пользовались громадным авторитетом. Ведь они могли что-то доставать!
В день рождения Сергея Михалкова его почетным гостем был некий Эдди Захарович. Человек, изготовлявший на дому замшевые кепки…
Одежды было мало. Но значение ее было огромно…
И вот мы на Западе. Проблем не существует. Магазины ломятся от всевозможного тряпья. И цены доступные. Выбирай!
Опять — злополучная свобода выбора.
Раньше надевали, что придется. То, что удавалось раздобыть. Теперь — каждый человек отвечает за свою внешность. Недаром говорил Пастернак:
«Быть некрасивым — некрасиво!..»
Короче, надо ориентироваться в этом чрезмерном, почти бессмысленном изобилии.
Самое простое и разумное — обратить внимание на туземцев. Поучиться у местных жителей.
Вот идет преклонных лет толстяк. Шнурки болтаются. Пуговицы отсутствуют. И заметьте — ни малейших комплексов…
Вслед за толстяком — элегантный молодой человек. Голубовато-серый костюм, белоснежная сорочка, ослепительные лаковые туфли. Комплексов нет и в помине…
За ним — девица. Тесная мини-юбка, кривые ноги. Трикотажная майка украшена надписью: «Я — Софи Лорен». А комплексов все нет и нет….
Наконец встречаете законченного оборванца. В самых настоящих лохмотьях. Прямо-таки — репинский бурлак. Без тени комплекса в лице. Вид гордый…
Здесь — так. Если человек одет в лохмотья, значит, человеку это нравится. Значит, его устраивает подобная внешность. Значит, облик голодранца соответствует его внутреннему миросозерцанию…
Я полтора года в Америке. С первых дней меня учили:
— В Америке надо ежедневно менять рубашку. (А по возможности — и брюки.) В офис надо являться при галстуке. На пикник — в шортах. Городская вечеринка требует элегантного костюма.