Шрифт:
— Моли Бога, шериф Грэм, чтобы это было действительно что-то серьезное, — вслух сказала она, заметив нужный дом впереди.
Они с Грэмом жили в одном многоквартирном доме последние четыре года, пока две недели назад не появилось объявление о продаже этого коттеджа. В считаные дни Клинт оформил покупку и организовал свой переезд. На первый взгляд выглядело все умиротворяюще: белое здание со строгими черными ставнями на окнах, а вокруг распускаются первые весенние цветы.
Открыв дверцу машины и ступив на землю, внезапно Шерри вздрогнула от резкого плача ребенка. Она внутренне напряглась и ощутила словно бы порыв чьего-то леденящего душу дыхания — столько пустоты, покинутости, горестного сожаления о чем-то несбыточном слышалось ей в этом крике.
Это явно не в доме Клинта, рассудила она. Скорее всего, просто проказа ветра. Возможно, у кого-то из соседей есть маленький ребенок.
Шерри подошла к входной двери и постучалась.
— Клинт? — в нетерпении громко крикнула она, но, не получив ответа, открыла дверь и вошла внутрь дома.
И в этот же момент Клинт появился на пороге кухни с орущей девочкой на руках.
— Слава богу, ты приехала! — воскликнул он.
Несколько секунд Шерри тупо таращила на него глаза, не в состоянии найти разумное объяснение увиденного. Темные волосы Клинта были взъерошены и стояли торчком, а рубашка на груди была мокрой — малышка то ли срыгнула, то ли оросила ее слезами. Она все еще плакала, и трудно было назвать ее хорошенькой, потому что лицо у нее было багровым, а черты его скривились в гримасе неудовольствия.
— Что происходит? — решительно потребовала ответа Шерри. Она осталась стоять в прихожей, даже не протянув руки к малышке, хотя уже догадалась, что именно из-за нее позвонил и хотел ее помощи Клинт.
Последние пять лет Шерри сознательно избегала ситуаций, в которых рядом с нею могли оказаться дети. Она ушла из школы, оставив место учителя пятых классов, и устроилась на работу официанткой в самом популярном баре в городе. Она очень осторожно выбирала даже друзей, и только среди людей, у которых не было детей или те были уже взрослыми.
— Никак не могу уговорить ее прекратить плакать, — явно на последней стадии кипения сказал Клинт, яростно укачивая девочку на руках. Вверх-вниз, вверх-вниз — это движение вызвало даже у Шерри приступ тошноты, и она начала подозревать, что ребенка оно тоже не успокаивает.
— Она, наверное, мокрая? — предположила Шерри, все еще не двигаясь с места.
— Она — не знаю, но я уже весь взмок. — Клинт повысил голос, чтобы его можно было услышать на фоне громкого плача девочки.
Шерри больше не могла выносить эту какофонию. Подавив внутреннее сопротивление, она шагнула к Клинту и взяла у него из рук ребенка. Девчушка, уютно свернувшись калачиком на груди Шерри, мгновенно затихла и вскоре даже всхлипывать перестала, словно прикосновение женских рук принесло ей успокоение.
Малышка уснула, и Шерри вынуждена была подавить желание закричать на Клинта, чтобы не дать выхода гневу, захлестнувшему ее мгновенно. Да как он смеет так поступать с нею! Звать ее на помощь ребенку! Кому, как не ему, знать, какие тяжкие муки она претерпела, выслушав однажды приговор медиков: никогда не сможет она забеременеть, ей не суждено выносить ребенка и родить его. И он посмел позвать ее сюда, к ребенку, все зная о ее сердечной боли!
— Пойдем на кухню, — сказал Клинт. — Там есть подгузники и все необходимое.
— Может, все-таки скажешь мне, что происходит? Кто она? — Шерри следовала за ним на кухню.
— Ее зовут Кэтрин, и это все, что я знаю о ней, — ответил Клинт. — Если ты побудешь с нею несколько минут, я подогрею бисквиты.
Шерри села за стол и только махнула рукой, давая понять, чтобы он не утруждал себя.
— Я не голодна. Так что ты скажешь мне об этой девочке?
Клинт оперся о раковину и попробовал оттереть испачканную рубашку.
— Сегодня утром я нашел ее на крыльце своего дома. — Он указал на пакет с подгузниками. — Рядом были эти вещи. Бери.
Шерри не пошевелилась.
— Хочешь сказать, ты нашел ее на ступеньках? — Шерри чувствовала себя до смешного глупо, повторяя, как попугай, его слова, чтобы добиться вразумительного ответа.
Она опустила глаза на малышку и встретила взгляд самых больших, самых голубых, самых доверчивых глаз, какие когда-либо видела в своей жизни. Шерри содрогнулась, почувствовав, как ее сердце сжалось. Она не должна находиться здесь, не может держать в руках этот милый маленький сверток, который напоминает о ее давней потере, ноющей пустоте в груди и разбитых девичьих мечтах.
Клинт запустил руку в волосы, снова взъерошив их.
— Именно так: когда сегодня утром я открыл дверь, она лежала там в сиденье для автомобиля, а рядом стоял пакет с подгузниками. В одеяльце была вложена записка. — Он указал на листок бумаги на столе.
Шерри переложила малышку с руки на руку и взяла записку. Бегло пробежав ее глазами, она поняла, что смысл немудрящих слов породил в ее душе печаль. Она медленно положила записку обратно на стол и взглянула на Клинта.
— Значит, она твоя? — мягко вопросила она. Тишина повисла в воздухе между ними.