Шрифт:
Сван должна была отвлекать бабушку, пока братья «одалживают» тряпочки. Слово «красть» они на сегодня забыли. Разве это кража, если ради Святого Дела?
Сван не первый день жила на свете и недаром гостила у бабушки Каллы с начала июня, за это время она усвоила, как привлечь бабушкино внимание всерьез и надолго. Она заглянула в лавку с виноватым видом, какого всегда ждала от нее бабушка. Вернее, не всегда, а раньше. В последнее время она почти перестала об этом говорить.
– Я, кажется, нечаянно затоптала твои цветы, – сказала Сван, когда бабушка Калла обернулась и заметила ее. Вранье, конечно, ничуть не лучше воровства, вдруг Бог не благословит их теперь на спасение Блэйда? Но это не вранье. Точнее, не совсем вранье. Она сказала «кажется».
– Я-то думала, у вас пост и молитва.
– Да. Но мне нужно было в дом – кое-что захватить, – и я не смотрела под ноги.
– Цветов у меня много, – ответила бабушка Калла великодушно, – куда ни ступишь, всюду цветы. Так какие цветы ты, кажется, нечаянно затоптала, когда не смотрела под ноги?
Сван нарочно медлила, будто признание давалось с большим трудом.
– Маки… – виновато шепнула она.
Сван и глазом моргнуть не успела, как Калла Мозес выскочила из-за прилавка и бросилась вон, с невиданным для пожилой женщины проворством. Десять лет она пыталась вырастить в цветнике маки, но ей не везло. До нынешнего года. На сей раз маки взошли и расцвели, и каждое утро Калла первым делом выходила во двор поглядеть на них, даже попросила Тоя передвинуть кресло-качалку, чтобы, сидя за чашкой кофе, любоваться ими. Калла ни слова не сказала Сван. Как говорить, если дара речи лишилась?
Сван дождалась, когда Калла исчезла за домом, и тихонько свистнула. Караулившие на улице Нобл и Бэнвилл ворвались в лавку. Сван припустила за бабушкой.
Обогнув дом, она увидела бабушку Каллу в кресле-качалке; та сидела с видом человека, который думал, что его хватил удар, а оказалось, просто в жар бросило.
– Маки-то целы, – сказала бабушка.
– Может, я не их затоптала, а тигровые лилии?
– Тигровые лилии затоптать не так-то просто, – объяснила бабушка Калла. – Они выносливые. Недаром они растут возле заброшенных домов, чьи хозяева уже полвека как умерли или переехали.
И добавила:
– С маками их тоже не спутаешь.
И недоверчиво покосилась на Сван.
– А куда подевалась твоя коробка с тряпочками? – спросила Уиллади.
Они с Каллой жевали всухомятку бутерброды с арахисовым маслом, стоя у прилавка, а когда ешь стоя, считала Уиллади, можно заниматься чем-нибудь полезным.
Калла заглянула под прилавок – коробки как не бывало.
– Ах вот оно что! – догадалась она. – Так я и знала, что Сван Лейк способна отличить мак от тигровой лилии.
Уиллади спросила, к чему это она, а Калла ответила: сама не знаю, но за детей душа спокойна. Дел у них столько – молятся, постятся, врут и воруют, – что до серьезных неприятностей вряд ли дойдет.
Пока Нобл и Бэнвилл оборачивали язычки колокольчиков, Сван на всякий случай принесла еще и дудочки-манки, на которые наткнулась однажды, когда шарила в сарае для инструментов. От колокольчиков шуму много, но они ни капельки не похожи на трубы, а Сван решила, что нужны духовые инструменты, чтобы все было как в Библии. Манки вставили внутрь колокольчиков.
Выгон перешли, как переходили его сотни раз, только сейчас были молчаливей обычного. Серьезность предстоящего дела давила. Но пути назад уже нет. Блэйда Белинджера надо спасать, а кроме них, спасти его некому.
Добравшись до ручья, они присели на корточки и стали пить воду пригоршнями – так, наверно, пили еврейские дети. Все это время они настороженно оглядывались по сторонам, понимая, что впервые в жизни им предстоит столкнуться с настоящей опасностью.
Бэнвилл хотел еще помолиться, а потом в путь, но Сван возразила: молиться можно и на ходу.
– Вот почему в Библии сказано: «Непрестанно молитесь», – объяснила она. – Это значит, молитва не должна отвлекать от дел.
Они шли, не сбавляя шага, до самого обрыва над купальней и вдруг застыли, у всех троих пересохло во рту.
– Неееееет, – простонала Сван.
Нобл и Бэнвилл лишь молча смотрели перед собой.
Остановились они, заметив разбросанную по берегу одежду. Одежду Бэнвилла. Ту самую, в которой в последний раз видели Блэйда. Одежда здесь, но где же мальчик? В купальне его нет, а с какой стати ему бегать по лесу голышом?
– Неужто его съели? – выдохнул Бэнвилл.
Нобл презрительно фыркнул:
– Сперва раздели, а потом съели? Если бы съели, одежда была бы рваная и в крови.
Одежда целая, без следов крови. Хороший знак.
Сван собрала одежду, прижала к сердцу. Братья осмотрели все кругом, ища следы борьбы. Нет, никаких следов.
– Если его схватили, не очень-то он сопротивлялся, – рассудил Нобл.
Его слова не успокоили Сван. Она вспомнила, как отчаянно рвался Блэйд из рук дяди Тоя, и никаких следов борьбы в загоне не осталось. Если ребенка держит в воздухе могучий взрослый, земля не сохранит отпечатков.