Олег Власыч сегодня необычайно важничал – надувал щеки, гордо наклонял голову, когда мимо проходил какой-нибудь хлыщ, целовал дамам ручки.

– Бал,- говорил он мне шепотом,- Ах, Сергей Леопольдович, как я люблю балы! Слава Богу, традиция возвращается.

 Не знаю, как было раньше, но нынешняя бальная традиция заключалась в том, что все присутствующие, включая и дам, бродили по залу с фужерами в руках и говорили все о том же электорате, компромате и нефтяных скважинах.

 -Олег Власыч!

– Октавий Лактионович! Сколько лет, сколько зим!

К нам подошел некто длинный с ртутными такими глазками и шевелюрой, очертаниями напоминающей Голгофу.

 -Ах, какая приятная встреча!

Олег Власыч и длинный расцеловались.

– А это ваш подопечный? – сладким голосом пропел Октавий Лактионович, отравляя меня своими глазами.

– Это – наш общий начальник,- улыбнулся Олег Власыч.- В не столь отдаленном будущем.

 -Ха-ха-ха,- рассмеялся длинный.
– Позвольте вам не поверить.

– Да уж поверьте,- сказал Олег Власыч, продолжая улыбаться. Ах, сколько сахара было в этой улыбке.

– И рад бы, но …. – Октавий Лактионович развел руки в стороны.- Ну что же, не буду вас отвлекать. Прощайте, милейший Олег Власыч!

– Всего хорошего, любезнейший Октавий Лактионович!

 Как только длинный отчалил, лицо Олега Власыча исказилось злобой:

– Кто это был? – поинтересовался я.

– Крысин, начальник штаба Алильханова,- ответил Олег Власыч, делая большой глоток из фужера.- Профессиональная сволочь.

Я все ждал музыки и танцев – мазурки или венского вальса, но дождался дворецкого, который вышел в зал и крикнул зычным голосом:

– Прошу на аукцион!

 Олег Власыч потянул меня за рукав, и мы проследовали в небольшую залу, где стояли невысокие черные кресла. Приятно было после почти двухчасового бдения ощутить их мягкую упругость. На моем кресле, в отличие от кресла Олега Власыча, лежал даже веер.

– А вот и он.

 Я посмотрел туда, куда указывал Олег Власыч – шишка на лбу неприятно заныла – к первому ряду кресел продирался Алильханов. Рядом с ним вышагивал длинный Крысин.

 Неподалеку от первого ряда расположилась небольшая эстрада с трибуной. Там же на мраморном постаменте стояла странная статуя – вроде как крылатая женщина с оторванными руками и головой.

 Откуда ни возьмись, точно сказочный колобок, на эстраду выскочил … да это и был Колобок – щеки что репа, живот так и норовит оторвать пуговки на фраке, в руке у него был деревянный молоток.

– Господа, – крикнул Колобок.- Начнем же то, чего ради явились сюда, – аукцион, извиняюсь за выражение. Все собранные денежки пойдут на нужды нуждающихся, извиняюсь за выражение.

Он стал за трибуну и вдруг, словно за провинность какую, ударил по ней молотком:

– Лот «Победа». Пятьсот тысяч, кто больше?

 Я смотрел на происходящее сквозь пальцы, больше разглядывая плечи дам, а вот Олег Власыч весь подался вперед, собрался, натянулся как стрела.

 -Шестьсот тысяч, господин Алильханов, раз, - бормотал между тем Колобок,- Шестьсот тысяч два…

 Дамы, плечи которых я рассматривал, отчего-то обернулись и сами стали смотреть на меня. Я недоуменно огляделся – да все глаза в этом зале были обращены к моей скромной персоне!

 -Поднимите веер,- прошипел Олег Власыч, багровея от ярости.

 Я испугался и поднял веер.

– Семьсот тысяч, господин Антушкин, раз, - вытерев пот со лба, пропел Колобок.-

Семьсот тысяч, два.

 Алильханов блеснул на меня глазами и поднял веер.

– Восемьсот тысяч, господин Алильханов, раз…

 Так мы поднимали веера до тех пор, пока Колобок не начал:

– Два миллиона господин Алильханов, раз. Два миллиона два.

 Я, вошедший в азарт, готов был поднять веер, но Олег Власыч пребольно ударил меня под коленную чашечку.

– Два миллиона три! Победа продана!

 Алильханов, вдруг осунувшийся и словно даже похудевший, полез к эстраде получать свою безрукую статую, стараясь сохранить улыбку на лице.

– Пойдемте, Сергей Леопольдович, - весело сказал мне Олег Власыч, - Мы победили.