Главное практическое поле, где законченно выражает себя идеологический цинизм контр-коллектива, — это буржуазная политика.

Политически, контр-коллектив организуется в буржуазные партии, с различными программами и различной тактикой. Анализировать в частности тенденции и методы этих партий нам здесь нет возможности, но нет и особой надобности. Находясь, благодаря принципиальной неорганизованности контр-коллектива, во взаимном единстве и союзе почти исключительно лишь для борьбы с классовым движением пролетариата, а во всем остальном взаимно конкурируя и ожесточенно нападая друг на друга, партии эти успешно разоблачили перед человечеством свою общую коренную беспринципность. Каждая из них по отношению к остальным дала убедительные доказательства того, что для этих последних программа есть только средство заманивать легковерную публику в свою политическую лавочку, а тактика сводится к умению вовремя давать обещания, и незаметно нарушать их. Такова картина жизни контр-коллектива в той ее области, где он живет наиболее деятельно и интенсивно, — картина, по частям нарисованная им самим.

Что современный буржуазно-политический мир есть царство невиданного идейного разврата, царство продажности, лжи и хищения — это давно уже не составляет тайны ни для самой буржуазии, ни для народных масс. И мы, русские, знаем это не хуже людей Запада, несмотря на то, что у нас буржуазные политические партии, либеральные и реакционные, действуют на открытой политической арене всего лишь несколько лет. За несколько лет они успели раскрыть свою идейно-циническую душу, успели проявить всю глубину своего идеологического разложения. За это время в них успели выработаться такие, самой буржуазии внушающие чувство невольного отвращения, типы профессиональных ренегатов, как Меньшиковы и Струве… Будущий историк с мучительным изумлением остановится перед этим миром духовной мерзости и запустения, миром беспримерной деградации высшего представителя жизни на земли — человека.

Там нет уже и фетишей, ибо они распались в грязь. Там деньги и власть царствуют всецело, как единственные цели борьбы, — но они не одеты более покровами таинственного. Политические идеологи контр-коллектива хорошо поняли — по-своему, конечно, — тайну обоих старых фетишей: деньги для них — кристаллизованный грабеж, власть — кристаллизованное насилие; то и другое — средство для мелких наслаждений существа, обреченного на бесследную гибель в разлагающемся мире.

Таков великий кризис идеологии на верхнем полюсе нынешнего общества.

Гигантский путь прошло человечество с тех пор, когда зоологический вид «человек» выделился среди земной природы.

На заре его жизни, в эпоху маленьких и слабых, но тесно сплоченных коллективов, из Труда человеческого выделилось Слово, и стало его символом. Затем Слово породило Мысль. Мысль и Слово стали самыми мощными орудиями трудового развития человечества.

Но стихийно совершалось развитие, и было полно жестоких противоречий. Главное из них, самое необходимое и самое тяжелое, состояло в том, что личность мало-помалу отдалялась от своего коллектива и теряла сознание его жизненного единства, превращаясь в обособленный центр активности и интересов. В силу этого, Слово и Мысль отрывались от коллективного Труда, и приобретали такую же мнимую независимость от него, одеваясь гуманной оболочкой фетишизма. И, непонятные уже для человека в самой своей сущности, эти идеальные орудия труда стихийно господствовали над его психикой, как одновременно с тем над его раздробленной рабочей силой господствовали орудия материальные.

Этот мучительный «пролог» истории теперь приходит к концу. Складывается новый, гигантский и стройный коллектив, неизмеримо превосходящий силой и богатством жизни свои первобытные прообразы. Он готовится взять в свои руки все материальные орудия труда, и шаг за шагом приходит к пониманию своих идеальных орудий — познавательно овладевает ими. Тернист и труден его путь; огромна организационная работа, которую должен он выполнить; а бесчисленные вампиры прошлого впиваются в его тело и жадно пьют его кровь, чтобы продлить свою призрачную, могильную жизнь, и чтобы его обессилить, не дать ему довести до конца его разрушительно-творческую работу.

Но исход борьбы уже ясен, и великий кризис неотвратим.

Борьба веры и науки принимает на протяжении веков самые разнообразные, порою причудливые формы. Дух прошлого и дух будущего — оба равно лукавы и изобретательны в своих военных приемах. Сложнейшие обходные движения, невидимые подкопы, неожиданные нападения из неуловимых засад, обманные способы проникать в лагерь врага и сеять там смуту, хитрые переодевания, — все это мы встречаем в истории борьбы религиозного и научного мышления. Особенно усложняется она в эпохе великих брожений и кризисов, напоминая тогда по фантастичности и запутанности своих перипетий самые занимательные романы приключений. Когда-нибудь найдется историк, который напишет сравнительный анализ стратегии и тактики в войне идеологий, а может быть, и философ-поэт, который в широком, социальном масштабе изобразит «Метаморфозы» борющихся идей… Но это все впереди. Настоящая же моя работа попадет тогда, может быть, в число материалов для той и другой темы, а теперь послужит для иной, более практической задачи… Это — скромный философский памфлет, посвященный одному из эпизодов борьбы веры и науки, эпизоду, если и не очень крупному, то достаточно драматичному, если и не очень сложному, то все же заключающему в себе некоторые любопытные и даже странные комбинации, эпизоду, наконец, может быть, даже довольно типичному.

Я имею в виду иллюстрировать соотношение религиозного мышления с научным на примере в высшей степени современном — книга Вл. Ильина вышла в 1909 году, — и потому исходной точкой анализа сделаю также только самое современное понимание различий того и другого, не вдаваясь в долгий исторический анализ. А во избежании возможной при этом односторонности, возьму для начала несколькоопределений, из самых разнородных источников.

В «Вехах», покаянном сборнике поумневших под кнутом реакции русских либералов, в статье Г. Франка значится:

«…При всем разнообразии религиозных воззрений, религия всегда означает веру в реальность абсолютно-ценного, признание начала, в котором слиты воедино реальные силы бытия и идеальная правда духа. Религиозное умонастроение сводится именно к сознанию космического, сверхчеловеческого значения высших ценностей, и всякое мировоззрение, для которого идеал имеет лишь относительный человеческий смысл, будет не-религиозным и анти-религиозным…» (стр. 151. Курсивы мои. А.Б.).