А. Пикач пишет:

«В середине 20-х он выступил с поэмой «Девятьсот пятый год». Революция здесь видится как справедливый и праведный взрыв народной стихии, потопленный в крови. В поэме замечателен личный подмалевок, ведь 1905 год – это не только ближайшая история, но и часть собственной биографии Пастернака-подростка.

Следом появляется поэма «Лейтенант Шмидт». Здесь акцент переносится с народной стихии на нравственное деяние интеллигента, что в те годы получило определение жертвенного отношения к революции. Так замкнулся мотив – народ и интеллигенция в революции.

В поэме «Высокая болезнь» болезненно переживается разрыв между высоким идеалом революции и ее «мелочами» в ту пору, когда, увы, эти «мелочи преобладали». Она заканчивается знаменитым фрагментом о Ленине – «Он управлял теченьем мыслей и только потому – страной». Фрагмент вроде бы и восторженный, но вдруг обернувшийся, под занавес, зловещим прозрением:

Революция для Пастернака праведна в раскрепощении угнетенного и униженного народа и как высокий и далекий идеал интеллигента, но он очень озабоченно размышляет о социализме как о государственной системе, и о вождизме – роли личности в истории, хорошо понимая при этом, что без этих атрибутов власти всякое раскрепощение превращается в анархию, а идеал – в пустую химеру».

К 1930 году Пастернак закончил работу над романом в стихах «Спекторский» и повестью в прозе с тем же героем.

«Спекторский» – высочайшее создание зрелого Пастернака, – отмечает А. Пикач, – но к 1930 году появляется и автобиографическая «Охранная грамота» – этот итог «первой жизни», ибо в 1930—1931 годы из-под его пера выходят стихи книги со знаменательным названием – «Второе рождение». Свое сорокалетие поэт встречает на небывалом творческом взлете. Невольную краткость рассказа об этом периоде отчасти возместят комментарии, но «Второе рождение» содержит вершинные образцы пастернаковской лирики, в которых счастливо обретается равновесие между ранней экспрессией и будущей поздней ясностью».

В 1931 году Пастернак развелся с первой женой, и новой его спутницей жизни стала Зинаида Николаевна Нейгауз, оставившая ради него мужа – известного музыканта Станислава Нейгауза. От второго брака у Пастернака родился еще один сын.

Пастернак выступил с речью на Первом съезде Союза советских писателей (1934): «При огромном тепле, которым окружает нас народ и государство, слишком велика опасность стать литературным сановником. Подальше от этой ласки во имя ее прямых источников, во имя большой и дельной любви к родине…»

Отстаивание им творческой независимости писателей, их права на собственное мнение нередко вызывало резкую критику партийных кураторов литературы. В годы все нараставшего сталинского террора Пастернак неоднократно вступался за невинно репрессированных, и его заступничество оказывалось порой небесплодным.

С 1936 года и до конца жизни поэт жил в Переделкино. Он не мог опубликовать ни одного стихотворения. Главным из литературных занятий Пастернака стали переводы. Он перевел современных и классических грузинских поэтов, трагедии Шекспира («Отелло», «Гамлет», «Король Лир», «Макбет», «Ромео и Джульетта»), «Фауста» Гете и многое другое, стремясь при этом не к точной передаче языковых особенностей оригинала, но, напротив, к созданию «русского Шекспира».

Его переводы трагедий Шекспира считаются лучшими на русском языке, хотя, например, Чуковский считал, что в «Гамлете» Пастернак выразил больше себя, чем Шекспира.

В годы войны Пастернак эвакуировался вместе с семьей в город Чистополь на Каме. В 1943 году состоялась поездка Бориса Леонидовича на орловский участок фронта в составе бригады писателей.

Во время войны, когда культурная политика была не такой жесткой, Пастернак смог опубликовать два томика стихов – «На ранних поездах» (1943) и «Земной простор» (1945), где видны его стремление к простоте и попытки приблизиться к классической традиции в лирике.

Итогом своего творчества сам Пастернак считал роман «Доктор Живаго», над которым он работал с 1946 по 1955 год.

К.М. Поливанов пишет: «В основу романа, посвященного «вечным» вопросам (о смерти и бессмертии, укорененности человеческой жизни в культуре и истории, роли искусства и природы в преодолении дисгармонии, которую вносят в существование мира и человека смерть, войны и революции), положены «новая идея искусства» и «по-новому понятое христианство»; в рамках этих представлений культура рассматривается как результат стремления человечества к бессмертию, а главной ценностью Евангелия и европейской литературы объявляется умение иллюстрировать высокие истины «светом повседневности». Круг философских проблем анализируется на примере судьбы русского интеллигента – врача и поэта Юрия Живаго, его друзей и близких, ставших очевидцами и участниками всех исторических катаклизмов, выпавших на долю России в первые четыре десятилетия XX в. Извечность проблем и ситуаций, в которых оказываются персонажи романа, при всей их конкретной социальной и исторической обусловленности, подчеркивается евангельскими и сказочными сюжетами стихов главного героя, которые составляют последнюю часть «Доктора Живаго»».

А вот мнение академика Д.С. Лихачева:

«Не перестаю удивляться, читая и перечитывая «Доктора Живаго». Если бы роман был написан в совершенно иной, новаторской манере, он был бы более понятен. Но роман Пастернака, его форма, его язык кажутся привычными, устоявшимися, принадлежащими к традициям русской романной прозы XIX века. Эта близость «Доктора Живаго» в каких-то своих элементах классической форме романа заставляет нас постоянно сбиваться на проторенную колею, искать в нем то, чего нет, а то, что есть, толковать традиционно: искать прямых оценок событий, видеть прозаическое, а не поэтическое отношение к действительности, находить за описаниями бедствий осуждение чего-то, их породившего.