Тем не менее вечером мы добрались до намеченного пункта целыми и невредимыми. До поезда еще оставалось два часа. А поскольку меня обуревала радость — оттого что я проделал весь этот путь и остался жив, — то я решил угостить водителя обедом. В арадском ресторанчике, где гремела турецкая музыка, мы для начала уничтожили по гигантской порции куббеха.Это блюдо представляет собой шарики из мясного фарша и дробленой пшеницы. За ним последовала острая и изысканная кафта— помидоры, фаршированные смесью из мяса, кедровых орешков и лука, все это заправлено разогретым оливковым маслом. На десерт были поданы крупные толстокожие апельсины из Сирии. После такого обеда я почувствовал себя готовым к ночной поездке на турецком поезде.

Небо было густо усеяно непривычно яркими звездами, ночную тишину нарушали лишь лягушачьи рулады, когда я прибыл на темный, заброшенного вида железнодорожный вокзал Триполи.

По рельсам невозбранно бродили бедуины, их белые головные покрывала мелькали в темноте. На путях уже стоял маленький — всего в пять вагонов — состав, но паровоз еще не подали. Я отыскал спальный вагон, где у меня было зарезервировано место. В соседнем купе устраивался немолодой, прилично одетый сириец. В вагоне первого класса несколько усталых левантийцев освобождались от обуви и воротничков — очевидно, готовились ко сну. Остальные вагоны занимали в основном арабы, они лежали на полках прямо в своих дневных одеждах.

На путях показался локомотив. Он медленно пятился задом, пока не уткнулся в наш поезд. На платформе собралась изрядная толпа местных жителей — в свете, падавшем из окон поезда, я видел их запрокинутые вверх неподвижные физиономии. Здесь же торговали сахарным тростником, я видел, как из открытого окна соседнего вагона высунулась чья-то обнаженная смуглая рука и потянулась к пакетику. Лягушки продолжали оглашать кваканьем окрестности вокзала, а крупные южные звезды подмигивали им в ответ.

На платформе показался начальник станции и громко позвонил в колокол, паровоз откликнулся хриплым натужным гудком. Наш поезд тут же содрогнулся и издал противный скрежещущий звук. Не было ни прощальных речей, ни привычной вокзальной суеты с объятиями, поцелуями и слезами расставания — мы просто тронулись с места и тихо растворились в синей ночи.

Всю ночь поезд, трясясь и покачиваясь, ехал по плоской, невыразительной местности. Я долго не мог уснуть. Сидя у окна, смотрел на широкую равнину, расстилавшуюся в лунном свете, и гадал, где же мы находимся.

Судя по равнинному характеру местности, мы все еще плелись по северу Сирии. В противном случае — если бы мы приближались к Турции — пейзаж стал бы более диким и гористым.

В конце концов я заснул на пару часов, но лишь для того, чтобы снова проснуться с первыми лучами солнца. Обнаружилось, что мы стоим на железнодорожной станции Алеппо. Это крупный сирийский город, который, подобно Дамаску, стоит на границе с пустыней. В этот ранний час город крепко спал и выглядел как огромное скопление плоских крыш, среди которых там и сям вырастали купола и минареты. Из соседнего купе доносился могучий храп сирийца. Храпел он так, что хрупкая перегородка между нашими отсеками ощутимо сотрясалась. Я стал думать, с какой целью этот человек едет в Турцию.

И тут тишину спящего вокзала нарушило шипение и лязганье: в Алеппо прибыл еще один скиталец — потрепанный, пыльный состав со следами долгого пребывания в пути. Я с удивлением отметил, что это наш сотоварищ, тоже поезд компании «Торус экспресс», только следующий в противоположном направлении — из Константинополя, или Стамбула, как теперь его называют.

Оказывается, эти поезда пересекаются в Алеппо: один на последнем перегоне своего путешествия на юг, а другой, соответственно, в самом начале пути на север. В эти несколько минут, пока поезда стоят на станции, проводники спальных вагонов — замечательные люди в характерной униформе темно-коричневого цвета — успевают спуститься на платформу и обменяться парой-тройкой фраз на французском языке.

Стоя у открытого окошка и наблюдая за этой сценой, я подумал, что сам себя лишил изрядной доли дорожной романтики, когда решил добираться в Турцию через Сирийские Ворота [16] и сел в вагон с надписью «Compagnie International des Wagon-Lits». Подобные поезда — похожие друг на друга, как братья-близнецы, — ходят в Берлин, Париж, Рим, Вену, Будапешт и Афины. Проводники в одинаковых коричневых униформах застилают вам постель по вечерам и будят по утрам. Но, с другой стороны, это как раз тот момент, который сближает с эпохой святого Павла и помогает восстановить подробности его путешествий. Думается, подобные унифицированные спальные вагоны были бы весьма уместны в Малой Азии того времени.

Дело в том, что на всей территории Римской империи — от Британии на западе и до Каспийского моря на востоке — господствовал некий принцип интернационализма. Прежде всего, римляне озаботились проложить целую сеть великолепных дорог. Пользуясь этими дорогами, вы могли добраться от Иерусалима до Булони. И на всем протяжении этого долгого пути вы вполне могли обходиться всего двумя языками — латынью и греческим. Если же по дороге у вас, не дай бог, случилась беда или возникли какие-то проблемы, то достаточно только заявить о своем римском гражданстве (а именно так и поступил апостол Павел), и повсюду — что в Эфесе, что в Антиохии или Александрии, или даже в самом Риме — вам была обеспечена одна и та же юридическая и полицейская поддержка. Чтобы оценить это, достаточно вспомнить, какое количество бюрократических препон ждет вас на том же отрезке пути в наше время. В каждой стране собственные законы. Вам придется договариваться с различными представителями властей — французскими, швейцарскими, итальянскими, югославскими, сербскими, болгарскими, греческими, турецкими, сирийскими и палестинскими. Единственное, что роднит всех перечисленных чиновников — полное безразличие к вашей судьбе. Там, где раньше простиралась открытая дорога, сегодня возвели целую кучу границ — с таможнями и паспортным контролем. И повсюду вы будете наталкиваться на официальные барьеры. Вас ждут закрытые двери, бесконечные проверки и недоверчивые взгляды, словно в вас подозревают шпиона или контрабандиста.

И лишь здесь, в международных спальных вагонах, вы получите одинаковые — что в Париже, что в Стамбуле — одеяла и простыни; и завтраки вам будут сервировать на одинаковых голубых тарелочках, независимо от того, где вы находитесь — в Белграде или Барселоне. Эта одинаковость сервиса воспроизводит — во всяком случае, до некоторой степени — великолепную стандартизацию римских дорог, которая царила в античную эпоху.

Утренняя заря разгоралась над Алеппо, когда мы двинулись дальше — в плоскую и жаркую страну, которая ждала на севере. Наш поезд потихоньку удлинялся: время от времени на станциях к нему прицепляли все новые вагоны — обычные и вагоны-рестораны.