– Как раз и выискивать их так надо – кто сильнее удивится, тот и виноват, – улыбнулся Вилли.

– Боюсь, что такой аргумент не для полиции, – вздохнула Груша.

К ним приблизился Милош с большим блестящим блюдом-подносом под крышкой. И грациозным движением снял крышку:

– Алле!

Груня сразу же отметила, насколько шикарно оформлены блюда. На двух больших тарелках из тончайшего белого фарфора на листьях салата многих разновидностей были выложены морепродукты, а именно: королевские креветки в какой-то глазури с прослойкой из лайма, аппетитные осьминожки, щупальца огромного краба в виде шалаша. Все это великолепие окружало аккуратный кубик белого рыбьего мяса, проткнутого шпажками, дополненными экзотическими фруктами.

– Я решил, что после перенесенного стресса на мясо не потянет, а рыба – это и белок, и витамины, и легкая усвояемость. Да и просто вкусно! – представил повар свое произведение и поставил перед гостями тарелки.

– Спасибо, выглядит впечатляюще! – загорелись глаза у Вилли.

– А как бороться с панцирем? – осторожно спросила Груша.

– Я тебе покажу, тут есть все необходимые приборы. Следи за мной! – тихо ответил Вилли.

– Вино, друзья мои, я для вас выбрал красное, но максимально подходящее к вашей ситуации. Я смотрю у вас и кровопотеря была? Так вот, кровь лучше восстановится от красного сухого, – продолжал радовать повар.

– Спасибо тебе, Милош! Присядь с нами, а? – пригласил друга Вилли.

– Нет, увы, меня ждут на кухне. Много посетителей. Да и мои подручные много чего без моего присмотра не делают. Но я обязательно навещу тебя дома, – попрощался Милош. И удалился с многообещающими словами: – С меня еще десерт!

– Мы тут едим… А мои коллеги? – вспомнила о театральной труппе Груня и чуть не подавилась.

– Повода для беспокойства нет, я отдал распоряжение, что все твои спутники могут кушать в ресторане моего отеля сколько хотят и когда хотят. А тебя привел сюда, чтобы хоть немного побыть с тобой наедине. Я ведь тоже не знаю ничего о тебе. Расскажи.

И тут Аграфена поняла, что абсолютно не горит желанием рассказывать что-либо о себе, настолько в ее душе все было закрыто. Она взяла фужер и сделала глоток.

– Вот ничего не понимаю в вине, но чувствую, что это – очень хорошее. А про меня… Я художник, не очень удачливый. Говорят, что есть талант к оформлению сцены, но пробиться в мастера не удалось – не было связей, ни с кем спать не захотела, да и меня особо никто не домогался. Наверное, везения не хватило.

Груня запнулась, словно наткнулась на барьер.

– Если не можешь, не говори, – коснулся ее руки Вилли.

– Нет, я скажу. Причем впервые. А ты просто помолчи, не комментируй. У меня был ребенок, дочка, она погибла. Осталась внучка, я ее удочерила, так и живем. Я ее безумно люблю. А замужем я никогда не была. И мужчины рядом не было. Так вот сложилось. Говорить мне об этом тяжело, и очень больно, когда кто-то лезет в душу.

Воцарилось молчание. По глазам Вилли она поняла, что тот ошарашен и воспринял ее слова близко к сердцу, как человек творческий и, соответственно, эмоциональный.

– А я ведь не хотела сюда лететь, – задумчиво продолжила Груня, хрустя мясом королевской креветки. – Режиссер уговорил, мол, я должна написать портреты стариков, его друг Марк очень просил. Бред какой-то. Оказывается, все неправда. Только зачем твой бывший отчим лгал?

– Я думаю, что настал момент. – Вилли с серьезным видом наполнил бокалы вином потрясающего, как бы играющего цвета.

– Момент для чего? – слегка испугалась Аграфена.

– Я даже не знаю, как ты отреагируешь. И можно ли к этому подготовить. Или лучше вот так сразу сказать, и все? – снова выдал загадочные фразы Вилли.

– Ты пугаешь меня. Говори уже быстрее, если начал, – занервничала Груня.

– Видишь ли, Марк не просто так вышел на ваш театр, вовсе не по старой дружбе. У него был умысел. И тебя вытащил именно с умыслом. Незадолго до смерти Марк признался мне, что прожил жизнь как перекати-поле и что на нем много греха, вот и пришла расплата. Но ничего изменить уже, к сожалению, нельзя, но хоть одно хотелось бы исправить. В общем, ты – дочь Марка. Он это знал, однако не принимал участия в твоем воспитании.

– Опа! – искренне удивилась Груня. – Вот так расклад! А это точно?

– Точнее не бывает. Ты – единственный ребенок, о существовании которого он знал точно, поэтому перед смертью и решил с тобой хотя бы познакомиться. Но такова уж ирония судьбы – не успел. Я надеюсь, ты не очень расстроилась?

– Я? Да я просто в шоке! Нет, конечно, плакать не буду и в истерике биться не собираюсь… Никогда не знала своего отца и грустить по нему не могу. Просто неожиданно, что я именно вот так узнаю о том, кто был мой отец. Странно, в последнее время все в моей жизни происходит как-то неожиданно, словно кто-то прикоснулся к моей жизненной дороге волшебной палочкой.