— Я сам виноват, — буркнул он. — Я не знал… Прости, мама.

— Ш-ш-ш, — успокаивающе сказала она. — Отложим это. Вот кончишь школу, тогда и обретешь свои крылья.

И тогда все будет в порядке, думала она, черпая уверенность в глазах Майкла.

— Это точно? — недоверчиво спросил мальчик, подняв голову и глядя на нее исподлобья.

Мэдж слабо улыбнулась.

— Подождем немного, милый. Хорошо?

— Я ведь не могу забрать свою подпись, — настаивал он. — Я связан обязательством.

Мэдж судорожно вздохнула, почувствовав ужас неизбежного. Да, у нее не было выбора.

— Я знаю.

Ее почти взрослый сын, обуреваемый страстями и мечтами, смотрел на нее влажными от слез глазами.

— Прости, мама. Я не хотел тебя обидеть.

— Мы что-нибудь придумаем, Джонни. Все вместе, хорошо?

Джонни поколебался.

— И он тоже?

Мэдж взглянула на Майкла.

— И он тоже.

Джесс дожидалась своей очереди поговорить с мамой до утра. Она вошла в спальню Мэдж, когда та еще не совсем проснулась.

— Это я виновата, мама, — твердо сказала девочка. — Я считала, что он тебе поможет. Мне очень жаль. Очень жаль.

— О ком ты говоришь, детка?

— О Майкле Джордане. Я думала, если он останется, тебе станет лучше. Ты сможешь рассказать ему то, что не могла рассказать нам.

Мэдж заглянула в глаза Джесс и от ее иллюзий не осталось и следа. В этих глазах были печаль и мудрость. Она поняла, что не сумела защитить свою девочку от скорбей мира.

Мэдж похлопала по кровати.

— Иди сюда, солнышко. Посиди со мной.

Джесс подошла и села рядом с матерью, подобрав под себя ноги.

— А теперь, — сказала Мэдж, поглаживая огненную шевелюру дочери, — объясни мне, что ты имеешь в виду.

Джесс, пряча от матери глаза, уставилась на одеяло у себя в ногах.

— Корея, — очень тихо сказала она. — Ты нам об этом не рассказывала, и я не знала, что делать.

Мэдж была потрясена.

— Ты хочешь сказать, что сговорилась с Майклом за моей спиной, потому что хотела, чтобы я рассказала про Корею? — спросила она дрогнувшим голосом.

Джесс подняла на мать голубые глаза, наполненные слезами.

— Я только хотела, чтобы ты перестала кричать по ночам.

Мэдж не находила слов. Она чувствовала одновременно и гордость и грусть. Выходит, вместо того чтобы защитить свою дочь, она ее ранила. Вместо того чтобы привлечь, оттолкнула. Надо было исправлять положение.

Мэдж обняла Джесс, и их слезы смешались.

— О, Джесс, — прошептала она, — как хорошо, что матери не обязаны быть достойными своих детей. Потому что я тебя не достойна.

— Ты побудешь здесь, со мной?

Майкл кивнул.

— Побуду. Но ты скоро увидишь, что я тебе не нужен. У вас с Мэри Луизой найдется о чем поговорить и без меня.

Мэдж разглаживала юбку на коленях, как всегда делала, когда волновалась. Она робко улыбнулась ему.

— Не знаю, чего ожидать… Мне так неудобно говорить с кем-то еще. Как будто мой опыт вовсе не так страшен. Как будто я выгляжу трусихой или…

Он подошел к ней сзади и положил руку на плечо.

— Что мы называем ПСС?

— Солдатское сердце, — ответила она, не вполне, однако, убежденная.

— Так вот: одно дело, когда тебя в одиночку терзают кошмары, и совсем другое, когда рядом сильное плечо, на которое можно опереться. Ты должна себя немножко побаловать, Мэдж.

Она неуверенно пожала плечами и вздохнула, словно новобрачная перед тем, как поставить подпись. Майкла это не удивило. Прошло всего сорок восемь часов с тех пор, как Джонни провозгласил свою великую декларацию о независимости. С тех пор как Мэдж обнаружила, что позабыла про день рождения сына.

Сегодня они должны были встретиться с другими медсестрами. Сегодня Мэдж, все еще уязвленная, испуганная и пристыженная, должна была наконец понять, что не она одна таила в себе свои чувства все эти годы.

Мэдж все-таки решила исцелиться. Это было именно то, чего Майкл добивался последние несколько недель. Он молился, чтобы лечение подействовало, ибо ничего другого не оставалось. Это было самое трудное дело в его жизни.

— Они уже здесь! — завопила Джесс из кухни.

Мэдж выглянула в окно гостиной.