– Чем же я тебя обманула?

– Ты не должна была зачинать этого ребенка. Ты не должна была становиться женой лорд- канцлера в этом смысле слова.

– Ты сама себе противоречишь, — вздыхает Сола. — Одновременно предполагаешь использовать как шпионкув змеином гнезде, как ты изволила выразиться, а когда я пытаюсь укрепить узы доверия со своим мужем, подскакиваешь до небес, визжишь и извиваешься, словно демон Чахи на копье у святой Лулуллы. Где, скажи мне, пожалуйста, логика? Ты, правда, думаешь, что лорд Дар-Эсиль со своей сверхпредусмотрительностью и осторожностью выложит все свои планы жене, которая совсем не в этом смысле слова. И потом.

Сола переводит дыхание. Аргумент она собирается привести опасный. Но королева уже доказала, что предвидеть далекие последствия событий она не в состоянии. Этим надо воспользоваться. На худой конец, попытаться.

– Ты же не два года еще собираешься править. И не пять, и не десять лет. Ты имеешь все шансы провести на троне еще лет двадцать, как минимум. Вспомни своих предшественниц — сестру и бабку — они, всем на удивление, миновали пятидесятилетний рубеж в добром здравии. За эти годы, если мой муж собирается продолжать в том же духе, он порядком тебе надоест и в один прекрасный день ты снесешь ему голову. Ну, или там. сама знаешь, какая скользкая лестница у нас из парадного зала. Зацепиться мечом за перила или орадом за чей-то меч и сломать себе шею ничего не стоит.

От довольной улыбки на лице королевы Солу прошибает холодный пот. Низ живота тянет все сильнее, и домой хочется уже невыносимо. Но нужно закончить. Сохранить ребенка в ее случае значит не просто выносить.

– Так вот, посуди сама, кто тебе выгоднее в качестве преемника, после того как с моим досточтимым мужем что-то случится? Лорд Сид, который не простит тебе ни меня, пришедшую в их дом, ни смерти отца (он — Дар-Эсиль, от него не скроешь), ни.

Сола внезапно соображает, что она только что хотела сказать. Хвост демона Чахи мне в глотку! Ну почему я леди Дар-Эсиль только по имени? Почему моя халемская кровь, так помогающая Хетти на поле боя, не позволяет мне просчитать ходы наперед, чтобы я знала, когда уместно заткнуться? Я же чуть не сболтнула ей про отношения Сида и Хетти. А уж сложить два и два так, чтобы получилось четыре, властительницы Аккалабата могли всегда.

К счастью, королева слишком поглощена открывшимися перспективами. Меньше всего ее сейчас интересует, что там может через пять или двадцать пять лет подумать лорд Сид.

– Надо же. я и правда забыла. В конце концов ты сама можешь его отравить. Или задушить. Ты же должна уметь.

– Ваше Величество, я трансформирована полностью. Я прекрасная деле и понятия не имею, как убивать.

– Ах да. Досадно. Но продолжай. Что ты там говорила про лорда Сида?

– Я говорила, что он гораздо менее выгодный для Вас претендент на лорд-канцлерство, чем тот ребенок, которого я ношу в моем чреве. Этот по крайней мере - мой сын.

Сола прекрасно знает (а может быть, даже помнит из прошлой жизни), что королева весьма чувствительна к переходу от «ты» на «Вы» в их разговорах. У нее словно колокольчик маленький брякает в голове: «Будьте готовы, Ваше Величество. Сейчас Ваша фрейлина скажет Вам нечто важное». Баммм — сработало!

Королева от восторга хлопает в ладоши. Она наконец поняла. Единственное, что ее не устраивает.

– Ждать-то как долго. Когда он еще вырастет.

Теперь она смотрит на выступающий живот Солы совсем по-другому. Нерешительно вытягивает вперед руку:

– Можно?

Соле становится страшно. Страшно ответить «нет», и страшно позволить. Никогда не знаешь, чего ожидать от перепадов настроения бывшей любовницы. А, что, если она навредит малышу? Но этого малыша настолько никто не любит, он настолько не нужен никому — даже Сид и Хетти рассматривают его чисто утилитарно, как залог возможности для этих двоих быть вместе. И она, крепко сжав зубы, чтобы не зареветь от безысходности и смертельного ужаса, кивает, подставляя живот. Маленькая ладонь королевы разглаживает складки платья, осторожно притрагивается.

– Он здесь?

– Чуть пониже. Если нажмешь посильнее, почувствуешь голову.

– Я не буду нажимать, боюсь повредить его.

Ладошка двигается вверх-вниз, обводя уже ощутимые сквозь материнское тело контуры младенца. Королева словно прислушивается к своим ощущениям, резко приподнимает голову, задерживая руку в самом низу, между ног Солы, сильно сжимает. Она понимает, что этим младенцу не навредишь, а Соле достаточно больно. Вон как побледнела и хватает ртом воздух.

– Сола, ты отдашь его мне.

Сола от неожиданно прорвавшейся боли даже не может ответить. Откидывается на кресле назад, пытается стряхнуть сжимающую низ живота руку.

– Ты отдашь его мне, слышишь? Он будет воспитываться во дворце, а не в вашем змеючнике. Это приказ королевы.

– Да. Отпусти. Как хочешь, — выдыхает Сола сквозь рвотные позывы. Ей уже наплевать на королеву, на то, что ковру в этом кабинете более тысячи лет и что, якобы, он помнит саму королеву Лулуллу. Она просто падает на четвереньки, чувствуя, как то немногое, что ей удалось запихнуть в себя утром за завтраком, выходит наружу, вместе с горькими кровяными сгустками, и что такие же кровяные сгустки текут у нее между ног. Голос королевы она слышит как через плотный туман, уже не голос, а дикий животный крик. Так кричат в осеннюю пору рогатые жабы на эсильских болотах, когда им становится так же страшно и холодно, как сейчас Соле, и, если они не успевают спрятаться, то они замерзают, гибнут, потому что, так же, как Сола, они не могут жить в этом всепоглощающем холоде.