Шрифт:
Так вот Юмашев, когда узнал, что Березовский отдал кассету Барсукову, сломя голову побежал ко мне. Я-то думал, он больше не покажется, а он прибежал в спорткомплекс и там в раздевалке упал передо мной на колени в прямом смысле. Рыдал как маленький ребенок: «Саша, прости меня, я больше никогда не буду! Меня бес попутал, это Березовский!» И я, дурак, его простил! Надо было выгнать поганой метлой из штаба и еще по физиономии дать и сделать так, чтобы не пускали его никуда больше. Тогда деньги бы Ельцину он больше не носил! Я-то знаю, где они лежали…
– И где же?
– В сейфе, где хранились самые секретные документы советской власти, том самом, где пакт Молотова – Риббентропа лежал. Ключ от этого сейфа у меня был. Кое-что оттуда не предали огласке и при Путине, и долго еще не предадут – много чего власть у нас натворила. Я знаю, какие документы там лежали, но не скажу – подписку давал.
…И там аккуратненькими стопочками деньги положены были. Ельцин ведь по-своему честным был, денег-то никогда особенно не видел. Когда стал большим начальником, всю зарплату у него жена отбирала, а ему клала в карман десятку – мало ли, вдруг пригодится. И когда он получал эти пачечки – тысяч по 15, то столбиками их укладывал в сейф…
«Понятно, Валюша»
Борис Березовский и Валентин Юмашев:
БА:… Уже поедем в аэропорт. Так что ты не беспокойся. Я тебе благодарен за твое внимание. Я тебе еще позвоню отсюда. Мне сказали, я там буду недели две. А потом сказали, еще месяца четыре надо себя ограничивать. А потом вроде должно быть все нормально, как прежде.
В: Боря, я с тобой.
БА: Это я знаю, Валечка.
В: Как всегда.
БА: У вас там все нормально?
В: Да, все нормально. По-моему, по содержанию как бы прилично, по выступлению прилично, т. е. в любом случае это все на плюс. Там единственное, сильно Виктор Степанович раскрылся.
БА: А что такое?
В: Там была фраза о том, что, если правительство не справится с этими задачами, у нас будет другое правительство. Но я думаю, что это в общем… (недоговаривает). Но что сделать?!
БА: Но что сделать?! Да, если нужно с задачами справляться.
В: Да.
БА: Понятно. Валюша, спасибо тебе большое еще раз. Ромка здесь.
В: Ему привет.
БА: Передаю привет Ромки. Тебе тоже привет. И все. До скорого.
В: Ладно.
БА: Валечка, всем большой привет.
В: Хорошо, Боря, я тебя обнимаю.
БА: Спасибо. Единственное, я считаю, что свою точку зрения я сказал по Лебедю. Она проверена мною на многих людях.
В: Ага. Ты с Игорем говорил? Я завтра Игоря приглашаю на это совещание. Кто может просто пересказать твою позицию?
БА: Игорь полностью может пересказать. Я с ним говорил.
В: Отлично.
БА: Может пересказать мою позицию полностью Саша… тоже с ним говорил.
В: Хорошо. Я тогда попрошу Игоря и Сашу, чтобы на завтрашнем совещании.
БА: Она со всех точек зрения выгодная. И она создает огромную возможность для нашего маневра. Вот такие дела.
В: Боренька, я тебя обнимаю. Я тебе буду позванивать туда.
БА: Сразу звоните. Московский телефон работает. Большое спасибо. Привет.
А вот запись телефонного разговора Бориса Березовского с Татьяной Дьяченко, сделанная 1 августа 1997 года.
Березовский: Алло.
Дьяченко: Борис Абрамович, добрый день. Это Татьяна Дьяченко. Я хотела спросить, как у вас у всех дела.
Березовский: Таня, спасибо большое, что ты интересуешься. Дела следующим образом. Мы вчера встречались у Анатолия Борисовича. Мы – это Володя Гусинский и Миша Фридман. И встреча была с 7 часов вечера до половины четвертого утра.
Дьяченко: Кошмар какой.
Березовский: Разговор был тяжелый. В начале особенно. Но постепенно мы как-то начали понимать друг друга. И я понял основную проблему, которая была. Чубайс был глубоко убежден в порядочности Потанина. По крайней мере, мне так показалось. Не хочу ничего говорить нового. Я думаю, что его уверенность была сильно поколеблена. Сильно поколеблена потому, поскольку мы привели целый ряд фактов, о которых он понятия не имел. Главное, он удивился, откуда такую высокую цену на аукционе, т. е. он считал, что как бы Гусинский точно будет. У него нет идеи… унижать и прочее. Понятно, да?