Отсутствие радиосвязи в каждом танке препятствовало согласованному маневру танков на поле боя. Уставной же способ подачи сигналов командирами (при помощи флажков, высунувшись из люка) вел к неоправданным потерям офицерского состава танковых войск.

В результате подобных действий огромное превосходство над противником как в качестве, так и в количестве бронетехники, которой РККА располагал в начале войны, было быстро и бездарно утрачено.

Оказалось, что мало располагать совершенной техникой и накопить ее больше, чем противник. Надо было еще и овладеть ею. Однако в ходе первых недель войны выяснилась неспособность большей части командного состава организовать взаимодействие в ходе боя танков, авиации, артиллерии и пехоты, что вело к неудачным действиям как танковых, так и пехотных частей и соединений. Оказалось, что танки без горючего и боеприпасов представляют собой просто металлолом (достающийся при этом противнику в виду отсутствия средств эвакуации). Оказалось, что большая часть экипажей новейших танков не успела их как следует освоить и не может полностью использовать возможности этих боевых машин. Совокупность этих причин привела к тому, что к сентябрю-октябрю 1941 года почти вся танковая техника, сосредоточенная перед войной в западных округах, была потеряна [305] .

И это было несомненным следствием грубейших просчетов в подготовке танковых войск РККА к современной войне, за которые Сталин как высший руководитель несет свою долю ответственности.

Авиация перед войной была одним из предметов гордости советских людей и предметом неустанного внимания Сталина. Авиационная промышленность, созданная в годы первых пятилеток, смогла снабдить наши вооруженные силы большим количеством самолетов, стоявших близко к уровню самолетов, принятых на вооружение в ведущих странах мира. Что же могли нам противопоставить наши противники?

Для войны против СССР развертывались около 3100 самолетов Люфтваффе, в том числе 1025 одномоторных истребителей, 93 двухмоторных истребителя, 953 двухмоторных бомбардировщика, 307 пикирующих бомбардировщиков, 715 разведчиков [306] .

Советские вооруженные силы (РККА, флот, Дальнебомбардировочная авиация и резерв Ставки) имели на Западном ТВД исправных самолетов 9550 (из них бомбардировщиков 3936, истребителей 4889, разведчиков 756), в том числе сравнительно современных и новых типов (включая в их число истребители «Як-1», «МиГ-1» и «МиГ-3», «ЛаГГ», бомбардировщики «Пе-2», «Як-2», «Як-4», «Ар-2», «ДБ-3ф») – 2314 [307] .

Итак, мы видим здесь опять тройное количественное превосходство советских ВВС над Люфтваффе. Что касается качественного состава, то здесь существовало примерное равенство машин современных типов, лишь незначительно уступавших новым образцам самолетов Люфтваффе. Таких машин у нас имелось на Западном ТВД 2314 (исправных). Что касается немецко-фашистских войск, то из 3100 самолетов, сосредоточенных против СССР, часть принадлежала к устаревшим типам («Хе-111», «Ю-87»).

Нередко захват немецкой авиацией господства в воздухе списывается на неудачное начало военных действий, на просчеты, позволившие Люфтваффе нанести чувствительный удар по нашим аэродромам и вывести из строя значительное количество самолетов. Однако потери на земле были вызваны не внезапностью – первый удар люфтваффе по нашим аэродромам как раз не привел к значительным потерям, – а систематическим воздействием противника по нашим аэродромам при отсутствии реального плана вывода наших самолетов из-под удара на запасные площадки.

Наши потери на земле и в воздухе за первый день войны действительно были очень велики – по нашим официальным данным, они составили около 1200 самолетов, из них 768 пришлось на Западный особый военный округ [308] . Данные из немецких источников называют цифру примерно в 1800 машин, а данные нашего собственного учета материальной части позволяют сделать вывод, что потери составили не менее 2000 машин в первый день и примерно 3900 – за первые два дня. Далеко не все здесь – боевые потери. В отличие от немецкой авиации в это число попали и самолеты даже с небольшими повреждениями, и вовсе исправные, которые пришлось бросить на оставляемой территории [309] . Однако этого было еще далеко не достаточно, чтобы изменить общее количественное соотношение сил в воздухе в пользу немецко-фашистских войск. Лишь на Западном фронте потери довольно резко изменили соотношение сил. Однако основная драма теперь разворачивалась не на земле, а в воздухе.

При количественном превосходстве нашей авиации борьба за господство в воздухе была проиграна в первый же день, поскольку соотношение потерь в воздушных боях складывалось явно не в нашу пользу. В первый день войны было сбито в воздухе 322 наших самолета (по немецким данным – 392). По нашим официальным данным, немцы потеряли в воздушных боях около 200 машин. Немцы рапортовали о потере 35 машин [310] . На самом деле, как было установлено по немецким архивам, их безвозвратные потери составили 63 машины, а вместе с самолетами союзников их потери превысили 70 машин [311] . Но так или иначе, героизм и мастерство отдельных наших летчиков столкнулись с явным превосходством и выучки среднего немецкого воздушного бойца, и качества материальной части Люфтваффе, и способностей немецкого командования к управлению боевыми действиями в воздухе.

На Западном фронте количественное соотношение наших и немецких самолетов перевернулось в обратную сторону за какую-то неделю. Именно там происходили эпизоды, с таким трагическим напряжением изображенные К. Симоновым в его романе «Живые и мертвые». Не прошло и трех месяцев, как господство германской авиации в воздухе лишило наши ВВС их былого количественного превосходства. Огромное число самолетов и множество летчиков было потеряно.

Что же случилось?

А случилось примерно то же, что и с танковыми войсками. И организация наших ВВС, особенно организация управления и связи, и качества командного состава, и подготовка экипажей оказались не на высоте требований современного боя. Большинство истребителей (даже новых конструкций, где была предусмотрена установка радиостанции) не было радиофицировано. Авиационная разведка, наземная служба воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС) были поставлены неудовлетворительно. Взаимодействие с командованием частей и соединений сухопутных войск не было налажено.

Крайне негативно сказались на использовании авиации черты, характеризовавшие стиль управления войсками, сложившийся к концу 30-х годов: боязнь ответственности и инициативы, чинопочитание, стремление скрыться за бумажными отчетами и т. д. Это вело к распылению сил и средств под давлением вышестоящих начальников, к погоне за числом самолето-вылетов «для отчетности» и «успокоения начальства», к таким недопустимым явлениям, как использование ночных бомбардировщиков днем без истребительного прикрытия, к боязни делать выводы из опыта первых дней боев и отказываться от не оправдавших себя тактических установок и т. д.