Да, ясная логика. Например, перестрелял и пересажал наш вождь и учитель уткнувшихся во всякие догмы экономистов вроде Кондратьева, Чаянова, Громана, Рамзина и прочих, кого глупый Ленин поставил работать в высшие хозяйственные органы СССР. То-то наша экономическая наука скакнула вперед! До сих пор от этого скачка почесываемся…

Шуганул Иосиф Виссарионович всяких там мудрецов, обремененных классическим философским образованием, всяких там Лосевых, Дебориных да Рязановых, и открыл дорогу молодым и талантливым – вроде Митина, Юдина и прочих певцов сталинского гения на философском фронте. И оттого мы в области философии также стали «впереди планеты всей»…

Перестрелял и разогнал Сталин замшелых «вейсманистов-морганистов» и открыл дорогу молодым энергичным «агробиологам мичуринского направления» во главе с академиком Лысенко. Вот и шагнула советская биологическая наука на небывалую высоту!

Что, продолжить списочек? Или хватит?

Но ведь войну-то Сталин выиграл! Да, выиграл. Значит, по генералам-то он правильно ударил? С другими, может, и напутал чего, а вот по генералам стукнул – в самый раз?

Давайте разберемся. Были у Сталина к концу войны талантливые полководцы? Конечно же, были! А у немцев – сплошные бездари? Постойте, но кто это сказал и когда? А сказали это Гитлер и Геббельс в марте 1945 года, когда у них все рушилось, военно-стратегическое превосходство Советской Армии стало подавляющим, и совершись тогда даже чудо, и переместись все наши полководцы в Ставку фюрера, а немецкие генералы – к товарищу Сталину, исход войны был бы тот же самый. Ясное дело, поскольку военно-стратегическое руководство было в руках нацистской верхушки, то и стали Гитлер с Геббельсом все валить на генералов – сплошные, дескать, бездари, все прошляпили… Когда эти бездари за три недели разгромили польскую армию, за месяц – французскую, за две недели – югославскую, Геббельс что-то не вспоминал, что надо было в 1934 году несколько сот генералов к стенке поставить!

Впрочем, в любом споре не худо бы выслушать и другую сторону. Что же немецкие генералы в своих мемуарах про Гитлера писали? А ничего хорошего. Выскочка-ефрейтор ничего в военном деле не понимал, но во все вмешивался и все портил. «Вот в том-то и дело!» – восклицает Резун. Не нашлось среди немецких генералов честных да смелых, что могли бы наперекор фюреру свое мнение отстаивать. Подобно Жукову, который в августе 1941 года потребовал оставить Киев, а после отказа Сталина подал в отставку. До большой чистки никто Сталину не смел перечить, а вот после чистки такие генералы нашлись. И Гитлеру надо было бы поступить так же… (397–402).

На мертвых легко возводить поклеп. Кто из расстрелянных и умерших под пытками осмеливался возражать Сталину, и в чем – они уже не расскажут. А неужели среди немецких генералов никто ни на что подобное оказался не способен? В этом-то случае живые свидетели имеются. Вот примеры, взятые лишь из одного источника.

1941 год: «Когда фельдмаршал фон Рундштедт в конце ноября потребовал эвакуации Ростова и отступления на Миусскую позицию, считая это неизбежным, пришел приказ Гитлера, запрещавший всякое отступление. Рундштедт отказался выполнять приказ Гитлера, который он считал бессмысленным…» (Курт Типпельскирх. История Второй мировой войны. М.: Изд-во иностранной литературы, 1956. С. 196).

1942–1944 годы: «…Цейтцлер (начальник Генерального штаба, которого Резун упрекает в трусости и неспособности подать в отставку, защищая свои взгляды. – А. К.) не хотел снизойти до роли простого исполнителя, а с присущим ему темпераментом резко и решительно отстаивал свои взгляды и поэтому вскоре вступил в тяжелую борьбу с Гитлером… Если Цейтцлер не хотел пасть жертвой бесконечных конфликтов со своей совестью, он должен был, несмотря на вытекающие лично для него из такого шага последствия, сложить с себя полномочия. Это и произошло летом 1944 года» (Курт Типепельскирх. История… C. 239).

1944 год: «…Гитлер 15 августа отклонил поступившую накануне новую просьбу Клюге разрешить, наконец, обеим армиям отступить, чтобы уйти из готового замкнуться кольца окружения. Тогда Клюге, взяв на себя всю полноту ответственности, сам отдал приказ об отходе» (Курт Типпельскирх. История… C. 419). И это еще не все примеры подобного рода.

Наконец, пусть Резун вспомнит, а кто же это пытался свергнуть Гитлера в 1944 году?

Стоит заметить, что эти же самые бездарные немецкие генералы сумели оттеснить наших прославленных полководцев до Волги. И, даже проиграв войну, они заставили нашу армию понести больше боевых потерь, нежели понесли сами. Но все-таки, в конце концов, войну они ведь проиграли? Да, они проиграли войну. И немалая заслуга в этом принадлежит нашим военачальникам, десятки и сотни которых доказали, что они умеют воевать не хуже немцев. Но главная заслуга в нашей Победе принадлежит всему советскому народу, сплотившемуся против гитлеровской агрессии и своим ратным трудом, и своим нечеловеческим напряжением в тылу обеспечившим СССР военно-стратегический перевес. И тут уж, повторю еще раз, никакой Манштейн и никакой Рундштедт, будь они даже на голову выше Жукова и Рокоссовского (едва не расстрелянного Сталиным), ничего не могли поделать.

Так что не надо так уж хаять гитлеровских генералов. Вояки они были отменные. И наши полководцы сражались отнюдь не с бездарями. «…Тем выше наша слава», – как сказал Константин Симонов по аналогичному поводу.

Для своих целей Резун очень ловко использует стремление нашей перестроечной и постперестроечной пропаганды раздуть факт трагических и преступных массовых репрессий в 1937–1938 годах до немыслимых масштабов, не останавливаясь при этом перед, мягко скажем, весьма вольным обращением с фактами. Резун ловит этих усердных не по уму оголтелых антикоммунистов за руку и восклицает: постойте-ка! А ведь не такие уж они и большие были, эти репрессии.

Резун показывает, что цифра в 40 000 репрессированных офицеров и генералов при ближайшем рассмотрении начинает заметно сокращаться. Во-первых, репрессировали не 40 тыс. Это число уволенных из армии за 1937–1938 годы, а не число репрессированных. А увольняли из армии по различным мотивам, в том числе и по старости, и по болезни. При численности начальствующего (т. е. офицерского) состава в 206 тыс. человек таких уволенных ежегодно должно было быть немало. Арестовано же было в 1937–1938 годах 10 868 офицеров (61–62). Во-вторых, из общего числа арестованных немалую часть составляли офицеры НКВД и политработники. Резун полагает, что они никакой позитивной роли в ходе отражения вероятной агрессии заведомо играть не могли. Доказательству этого Резун уделяет почти целиком две главы своей книги – 4-ю и 5-ю. В-третьих, из общего числа уволенных значительная часть – а именно 12 461 человек (на 1 мая 1940 года) – была впоследствии освобождена и вернулась на командные должности (66). И это не все – ведь продолжали возвращать в строй вплоть до самого начала войны.