На вопрос она не ответила. Но Браво понял, что большего пока все равно не добьется.

Некоторое время он молча размышлял. Ему было четыре года, когда он начал заниматься по составленной отцом программе тренировок; шесть, когда он впервые услышал отрывки из древних трактатов…

— Отец выбрал меня.

— Верно. — Дженни отложила в сторону мазь, бинты и пластыри, вымыла руки. — Давай, одевайся.

Она вышла из ванной прежде, чем он успел что-либо добавить.

Они уселись на складные стулья и в неловкой тишине принялись за сэндвичи. Наконец Браво вытер руки бумажным полотенцем и положил на стол очки, найденные на борту «Стеффи».

Очки лежали между ними, как символ того, что их одновременно сближало и разъединяло.

— Объясни мне…

— Мы не сможем продвинуться дальше, пока ты не решишься. — Она покачала головой. — Пойми, бесполезно укорять меня или других стражей за совершенные ошибки. Единственное, что имеет значение, — твое решение. Сейчас или никогда. Если мы проиграем сейчас — все потеряно. Со стороны мои слова, возможно, звучат напыщенно, но поверь, я просто пытаюсь быть с тобой откровенной. В твоих руках дальнейшая судьба ордена, судьба сокровищницы, которой мы владели долгие века. Только ты можешь разыскать сокровищницу, об этом твой отец позаботился. — Дженни остановилась, переводя дух. — Весь вопрос в том, правильный ли выбор сделал Декстер Шоу, или же это была роковая ошибка.

И Браво снова услышал голос отца так явственно, словно тот сидел рядом с ними за этим столом: «Ошибка — нечто поверхностное. Внутри, под поверхностью, где лежит сокровенная суть неудачи… вот где ты должен искать».

Он уставился на очки, пытаясь разобраться в беспорядке нахлынувших ощущений. Отстраненно, словно наблюдая за происходящим со стороны, он протянул руку и взял со стола очки, чувствуя их тяжесть на ладони.

— Дженни, мне хотелось бы понять вот что, — произнес он. — Как ты попала в орден? По воле отца?

— По воле отца? — Ее губы тронула кривая усмешка. — О нет, отец пытался, как мог, остановить меня. Я ведь была его принцессой, его обожаемой дочуркой. Он даже подобрал мне в мужья эдакого славного малого «из хорошей семьи», примерного и страшно скучного; они жили где-то на Кольцевой… Форменное средневековье, верно? Но в точности так все и было. — Дженни откинула с лица прядь волос. — Когда отец понял, что ему не удастся меня отговорить, он решил сделать так, чтобы я сломалась сама. Тренировки были настолько тяжелыми, что выдержал бы не всякий мужчина. Я дважды ломала левую руку в локте и один раз — в запястье. Синяки и ушибы считать не имело смысла. Словом, настоящая пытка.

— И все равно ты не отступила. Чего ради ты продолжала тренировки? Назло отцу?

Дженни рассмеялась.

— Слишком простое объяснение. Нет, дело не в этом.

— В чем же?

— Я верила в дело ордена, считая его союзом здравомыслящих людей, сражающихся за человечество в этом обезумевшем мире. — Глаза Дженни вспыхнули. — Возможно, для тебя это звучит неубедительно?

— Отнюдь. Вполне убедительно. Но это же неприкрытый идеализм.

— Возможно, так оно и есть. — Она покачала головой. — Не знаю, Браво, как ты, но мне просто необходимо верить во что-то хорошее. Верить в то, что я делаю что-то важное, от чего мир становится лучше.

Вот они и пришли к вопросу о вере.

Подняв глаза, Браво встретил испытующий взгляд Дженни. В ее голосе звучало неподдельное чувство, волнение, идущее от сердца. Она искренне верила в то, о чем говорила.

Теперь ему предстояло решить, верит ли он в справедливость ее слов. Браво прекрасно осознавал важность момента. Он не сомневался в том, что его отец более всего на свете желал сделать этот мир лучше, несмотря на многочисленные препятствия. Или, возможно, его манили сами препятствия… Зная Декстера, вовсе нетрудно было такое предположить. В этом Браво понимал отца, поскольку унаследовал его характер.

Теперь ему казалось, что он смотрит в зеркало, отражающее мир таким, каков он на самом деле, проливающее истинный свет на всю его прежнюю жизнь. Все, с чем он сталкивался, все, что случилось с ним до этого момента, было всего лишь прелюдией.

Он аккуратно положил очки обратно на стол.

— Ты что-то говорила о посвящении? Полагаю, лучше не медлить с этим, верно?

— Ты ведь знаешь о практике «изгнания недугов»?

— Конечно, — ответил Браво. — Средневековые целители считали, что болезни, или, как их называли, «дурные соки», прячутся в глубине человеческого тела, и для лечения необходимо изгнать их. «Вытянуть» из глубины на поверхность.

Дженни кивнула. Они пододвинули стулья и складной столик ближе к плите. Вероятно, Дженни уже давно включила конфорку; вода в небольшой кастрюльке почти закипела.

— Положи правую руку на стол, — сказала она, — ладонью вверх.

Браво выполнил ее просьбу. Она взяла длинные металлические щипцы и, погрузив их в кипящую воду, поочередно извлекла три стеклянных колпачка. Они напоминали крохотные подставки для вареных яиц. Дженни поместила их на бумажное полотенце, чтобы просушить.