– В молодости я был слугой у одного жадного буканьера, который заставлял работать без отдыха семь дней в неделю. Когда же я только заикнулся о том, что бог велел всем христианам трудиться шесть дней, а на седьмой отдыхать, мой хозяин ответил, что на седьмой день я отдыхаю, когда тащу его шкуры на берег на продажу. Есть еще на свете такие алчные канальи, потерявшие все человеческое. Лучше уж попасть на галеры, чем к такому хозяину. Я же прибыл в Вест-Индию так же, как и ты. Меня сразу продали в уплату за переход через океан. Так вот, этот мерзавец стал бить меня палкой и лупил до тех пор, пока не решил, что я помер. Поэтому он спокойно бросил меня в лесу и ушел. Когда я очнулся, то понял, что идти совсем не могу. Положение было ужасным. Я был в лесу без всякого оружия, без припасов и даже воды. Один только Бастер кружил возле меня. Тогда он был еще совсем молодым псом, не таким матерым, как сейчас. Так вот, пару дней я совсем ничего не ел, но затем мне неожиданно повезло. Бастер набрел на стоянку кабанов и поскольку был так же голоден, как я, то сам поймал поросенка. Поскольку у меня не было ножа, я подождал, пока Бастер разорвет тушку на части, а затем стал есть его сырым, поскольку у меня не было возможности развести огонь. Пару кусков я оставил на завтра, потому что не знал, будет ли бог так же благосклонен ко мне, как сегодня. Эти куски затем пригодились мне, чтобы приманить одну дикую суку с ее щенками. Через день мне удалось набрести на место, где у кабанов был большой выводок поросят. Добычи хватило, чтобы наесться всем. Я немного окреп и стал вести образ жизни одинокого охотника. Я сделал себе из палки острое копье, с которым охотился на поросят, к тому же щенки мои подросли и уже стали помогать мне. Наверное, больше года я провел в лесу один, но поскольку у меня так и не было того, чем развести огонь, то я привык есть мясо сырым. Я сторонился людей и не хотел возвращаться к буканьерам, поскольку справедливо полагал, что опять попаду к своему старому хозяину, который в этот раз уж точно забьет меня насмерть. Однажды я неожиданно столкнулся с буканьерами, которые обомлели от испуга, увидев меня. Несмотря на то что эти лесовики сами выглядели не лучшим образом, я был еще страшнее.

Тут Франсуа засмеялся, отрывая зубами непрожаренное мясо.

– Подумать только. Я, безоружный, полуголый, испугал пятерых буканьеров с их слугами. Ну прям как ты сегодня этих лансерос… Они приняли меня за лесного духа. Немудрено, поскольку я был грязен, космат и почти гол, прикрывая срам какими-то листьями. Я рассказал буканьерам, почему живу дикарем в лесу и не выхожу на побережье к людям уже больше года. Те посовещались и решили, что возьмут меня с собой в свой букан, поскольку посчитали великолепным охотником, если я смог прожить один, даже без ножа, в лесу столько месяцев. Они пообещали, если понадобится, выкупить меня у хозяина. Я согласился примкнуть к ним, однако никто о моем хозяине ничего не слыхал. Одни поговаривали, что он не вернулся с охоты, другие – что подался на материк в лесорубы, а третьи – что уехал в Старый Свет. С тех времен привычка есть сырое мясо у меня и осталась. Кстати, я знаю еще нескольких парней, которые также любят полусырое подкопченное мясо, да и ты, помнится, не отказывался от сырых мозгов только что убитого быка. Было, а? Словом, нет ничего плохого в сыром мясе да и в крови, которая весьма вкусна, когда еще парная.

Вот такую историю рассказал мне Франсуа, пока мы добирались к нашему букану. Может, вам она покажется страшной или, по крайней мере, странноватой, но Вест-Индия – не Франция, там своя жизнь, порой очень суровая. Это здесь цивилизация, здесь в любом кабачке вы найдете отличную кухню и вино с паштетами, а на Сан-Доминго в те далекие времена, о которых я веду рассказ, ничего подобного и в помине не было. Каждый готовил себе сам, когда хотел есть, и даже не мечтал о харчевне с хорошим поваром.

Глава девятая Из записок графа Пенальбы

Молодой организм легче переносит ранения, чем симптомы похмелья, уж поверьте мне на слово. Ведь когда я пишу эти строки, руководствуясь своими старыми отрывочными записями и воспоминаниями, мне уже давно не 18. Я достаточно закалился не только в кровопролитных боях и сражениях на амурном фронте, но и в битвах с Бахусом. Но тогда, в то утро перед охотой, после обильного банкета в мою честь, где я впервые стал центром внимания, я чувствовал, что всю ночь меня жали, молотили, а потом пропустили через жернова и размололи в муку. Мой верный Николас, который продолжал следовать за мной, хотя и был вынужден на некоторое время уйти на второй план, снова вышел на авансцену.

– Охота – дело важное, сам губернатор города еще вчера отослал загонщиков, а перед рассветом других. И все это в вашу честь. Так что вставайте, господин, нельзя обижать гостеприимных хозяев.

После того как я, разбуженный, смог лишь промычать что-то в ответ, Николас сразу воспрял духом.

– Вот и хорошо, господин, вот и вставайте, а я уже приготовил вам холодный лимонад с апельсиновым соком, да и умывание прохладной водичкой пойдет вам на пользу. Ничего страшного, поднимайтесь, вчера был ваш день. Вы были настоящим героем, эдаким Давидом, сразившим Голиафа. И если сегодня с утра немного не по себе, то это обычное дело для мужчины, кто отмечал свою славную победу. Никто вас не упрекнет.

Я еще раз промычал что-то нечленораздельное и сел на кровати, широко открыв глаза, заранее представляя блаженство от выпитого холодного лимонада с апельсином. Видя это, мой хитрый слуга словно невзначай ввернул:

– Донья Анна уж очень интересовалась, будете ли вы на охоте. Она собирается… но очень боится без вас…

– Что же ты сразу не сказал-то… Скажи донье Анне, что я уже готов…

При этих словах я попытался встать с кровати, но выпитое все еще ходило во мне ходуном, поэтому я чувствовал не только внутренний дискомфорт, но и сильно кружилась голова, меня шатало.

– Скажи ей, что, несмотря на то что я не готов, я все равно сейчас буду готов, – произнес я, чуть не упав мимо кровати.

Мой добрый Николас, покачав головой, поддерживая меня, сопроводил к умывальнику, и, там немного придя в себя, я вернулся в спальню, где не помню как оделся. Скорее всего, это тоже была заслуга Николаса. За завтраком я почти ничего не ел, но много пил лимонада. Солнце только встало, а нам уже подвели лошадей. Дон Габриэль, который, как я уже писал, был лет на 10—15 меня постарше, выглядел молодцом. Хотя, возможно, мне это и казалось, так как у меня перед глазами все еще вертелся шест долговязого англичанина.

– Не беспокойтесь, молодой господин, мы лишь немного из вежливости прокатимся, а потом сразу вернемся, сделав вид, что отстали и заблудились. Я все время буду рядом.

Вот за что я люблю моего Николаса, так это именно за то, что, когда нужно, он рядом, а когда не нужно, его нет, но он все равно готов явиться по первому же зову. Вот это настоящий слуга. Мои мысли прервал звук трубы. Выехав за ворота города, мы помчались… Нет, конечно, это не про меня. Кто и помчался, а кто и шагом… Впрочем, в моем состоянии это было почти равнозначно, так как каждое движение лошади отдавалось в голове и животе. Через некоторое время, как и планировал Николас, мы отстали, в чем не было ничего противоестественного, так как местные лошади ужасно низкорослы и похожи скорее на ослов с короткими ушами, а своего андалусца я, естественно, оставил в конюшне. Какое-то время все еще ехали, потом остановились около маленькой речки, скорее ручья. Здесь он дал мне из фляги какого-то крепкого местного напитка и посоветовал поспать, чтобы прийти в себя, когда охота повернет назад. После выпитого я погрузился в дивный сон, но не буду его рассказывать. Это личное.