Шрифт:
– Где… мы? – прошептала она.
Закашлялась, горло царапало при каждом движении языка. Тот распух, как у мертвеца, заполнил едва ли не весь рот.
– В нужном месте, – прошептал он прямо в ухо. – Ты молодец. Я просто не верю, что ты все это смогла… сама.
– А что теперь? – прохрипела она. – Что… дальше?
– Выход наверху, – сообщил он. Ей почудилось в его измученном голосе облегчение. – Похоже, уже близко.
– Ско…лько?
– До поверхности, – ответил он не задумываясь, – примерно сорок – сорок пять этажей.
Ноги ее подкосились. Тело обвисло, но Олег, казалось, не заметил, шептал в ухо, какая она замечательная, отважная, крутая, даже красивая… хотя это каждый мужчина должен говорить в первую очередь и не реже, чем четыре раза в сутки, грел горячим дыханием – это в такой-то духоте!
Наконец она сумела выдавить:
– Да я лучше сразу вниз головой…
– Что случилось?
– Мы на глубине сорокаэтажного дома?
– Если считать современными, – объяснил он. – Ну, которые с высокими потолками. Если хрущобами, тогда, понятно, побольше.
– Да я и на одну ступеньку не поднимусь, – прошептала она. – Все, я уже кончилась. Не гожусь я в спутницы героя.
– Ничего, – шепнул он прямо в ухо. – Ничего… Моя Жунька тоже не везде могла со мной лазить. Подожди здесь, хорошо?
– А ты?
– Через каждые пять этажей есть такая вот площадка. На одной… не помню на какой, есть приспособление для подъема. Стандартный набор, но все же…
Она прислонилась к стене ниши, сползла на пол. Ноги оказались в угрожающей близости от бездны. Поспешно закрыла глаза, сверху некоторое время раздавались слабые, быстро затихающие щелчки, словно легкая белка пробежала вверх по металлическому дереву.
Одной сидеть было так страшно, что чудилось, будто зависла в черном космосе, как астероид, слегка освещенный холодным светом звезд. По венам шумела кровь, слышно, как пульсирует в висках, журчит на сгибах, идет окольными путями по капиллярам. В ушах стучали тамтамы, накатывался тяжелый рокот прибоя, и с каждым ударом пульса в черепе трещали какие-то скалы или кости.
В какофонии звуков послышался инородный звук. Через мгновение сверху мелькнули ноги, Олег буквально прыгнул на площадку. На нем был широкий пояс, какие она видела у ползающих по зданиям монтажников, такие же лямки обхватывали грудь и плечи.
– Поспала? – спросил он благожелательно.
Она с плачем бросилась ему на шею. Цепкие пальцы что-то делали с нею, тискали, потом вдруг он шагнул прямо в пропасть. Ее сердце оборвалось, но ее поддерживала за талию широкая ладонь, кроме того, что-то больно давило под ребра.
– Начинаем подъем, – шепнул он в ее ухо. – Не боись, я тебя закрепил надежно. Можешь даже не держаться.
– Ну да, – ответила она, – что ж, совсем дура?
– Только теперь лучше не кричи, ладно?
– С тобой никогда…
Она чувствовала, что ноги болтаются в воздухе, но не испытывала ужаса. Над головой скрипело, подрагивало, эта дрожь проходила через тело Олега и угасала в ее теле. Мимо быстро уходили вниз железные перекладины, луч фонарика выхватывал изъеденные кавернами стены.
Над головой подрагивал толстый трос. Когда она подняла глаза, сверху набегали разлохмаченные волоконца. Трос давно не ремонтировали… вернее, не меняли. Неизвестно, сколько он еще выдержит…
Стараясь не думать о тросе, она прошептала измученно:
– Господи, до чего же ужасная смерть!.. Когда все внизу взорвалось… Там тоже… все прогнило?
– Да, – согласился он. – Как только и держалось… Так что все равно взорвалось бы рано или поздно.
Она вздрогнула всем телом:
– Так это… был не несчастный случай?
– Конечно, – удивился он.
Она снова вздрогнула. Перед ее внутренним взором быстро промелькнули отвратительные сцены, что эти грязные потные мужики с нею проделывали, как измывались, гоготали, все внутренности болят, могли повредить, скоты…
Крохотный механизм поскрипывал, сипел, пыхтел, с натугой и очень неторопливо тащил их огромные тела вверх по канату.
– Но там были и невиновные, – прошептала она.
– Будем как боги, – прошептал он.
– Как кто?
– Помнишь, бог сжег два города, ибо там жили преступники?.. За такое деяние я готов писать его имя с заглавной буквы: Бог! И хотя праведник Лот умолял пощадить, мол, там есть и праведники, Бог ответил: лес рубят, щепки летят…
После всего, что с нею проделали, да и его явно пытали, били, из-за кровоподтеков лица не видно, она была целиком согласна, что всех их, гадов, надо побить, сжечь, растоптать, в землю по ноздри, по уши, а сверху еще и катком, но то многолетнее внушение, что называется культурой, заставило ее сказать помимо воли, почти на уровне спинных рефлексов: