Монтэгю, однако, счел возможным продолжить свое крейсерство на несколько дней, в течение которых захватил несколько голландских призов, обысканных Вилларе и избежавших встречи с Хоу 21 мая. От них он впервые узнал, что французы вышли из Бреста и что Хоу пошел в погоню за ними. Вместо того чтобы сделать какую-либо попытку присоединиться к своему старшему флагману или продолжать преследовать общие цели крейсерства, он с 24 на 25 мая спустился по направлению к Англии и стал на якорь в Плимуте 30-го числа. Британский морской историк Джемс говорит, что это было сделано в духе данных ему инструкций. Но было бы более убедительным, если бы названный автор привел «букву инструкций», которая допускала такое толкование и указал бы, оправдывало ли состояние кораблей Монтэгю уход с поля сражения такой сильной эскадры и в такой решительный момент. Его поступок, каковы бы ни были основания для него, по-видимому, не встретил одобрения со стороны правительства, и ему было сейчас же дано приказание выйти немедленно в море в сопровождении всех готовых к плаванию линейных кораблей, стоявших в Плимуте. За день до его ухода из Плимута, 3 июня, прибыл туда «Одейшос», с первыми вестями о столкновении между собой враждебных флотов 28 мая, в котором он и был выведен из строя. Монтэгю вышел из порта 4 июня с девятью кораблями и 8-го числа достиг назначенной ему лордом Хоу точки рандеву близ Уэссана, куда его направили также и последние инструкции от Адмиралтейства.

Из изложенных фактов видно, что ни Хоу, ни Монтэгю не приписывали надлежащего значения сосредоточению сил британского флота. Немедленную погоню Хоу за Вилларе можно было бы еще оправдать необходимостью догнать последнего прежде соединения его с Нильи. Но Хоу не знал точки рандеву французских адмиралов, и так как Вилларе вышел из Бреста за три дня до того, как британский адмирал узнал об этом, то было маловероятно, чтобы удалось предупредить упомянутое соединение. Действительно, один из кораблей Нильи присоединился к эскадре Вилларе прежде, чем Хоу встретился с ней, другой, – 29 мая, а остальные – 30-го, нейтрализовав таким образом преимущества положения, приобретенные британским адмиралом искусными тактическими усилиями 28 и 29 мая. Если бы, однако, к нему подошли шесть кораблей Монтэгю, то весь перевес в силе над противником, завоеванный им в схватках двух предшествовавших дней, был бы сохранен. Трудно преувеличить влияние, какое оказали бы эти корабли на результат сражения 1 июня, даже если бы они служили лишь резервом. К этим соображениям надо прибавить еще, что Хоу рисковал упустить и караван, и неприятельский флот, крейсируя в их поисках, вместо того чтобы просто оставаться близ того места, где они должны были проходить, и стянуть туда все бывшие в его распоряжении силы. Полная возможность этого доказывается следующими фактами его погони за противником. «27-го, в 9 часов утра, лорд Хоу, выбравшись на несколько миль к северу от параллели, на которой имел основание полагать флот Вилларе, спустился на ост правым галсом». Он шел этим курсом при попутном и, по-видимому, свежем ветре в течение двадцати одного часа, когда впервые был усмотрен французский флот по румбу SSO. Хотя точных данных мы и не имеем, но из вышеизложенного есть основание заключить, что Хоу удалился более, чем на сто миль к западу от места рандеву французов, которого Вилларе достиг за неделю перед тем. Если бы тем временем подошел туда ожидавшийся караван, что вполне могло случиться, то Вилларе отплыл бы сейчас же в Брест. Нет ничего невероятного, что тогда британский адмирал упустил бы и неприятельский флот, и упомянутый караван.

Рассматриваемый теперь нами вопрос – чисто стратегический. Несомненно, что французский флот, если бы ему не помешали, встретил бы караван. Таким образом, после того как он вышел из Бреста, два объекта британцев сливались, в сущности, в один, и для них уже не оставалось никакой причины держаться двумя разъединенными эскадрами. Куда именно предполагал прибыть караван – в точности не было известно, но Брест и Рошфор были крайними пунктами той береговой линии, к которой он должен был подойти. Движение такого большого отряда судов, связанных необходимостью держаться соединенно, неизбежно отличается медленностью. Французам было бы настолько же неизвестно место соединения британских эскадр, насколько последним было неизвестно место рандеву, назначенное для встречи французских эскадр. Британцы имели основание рассчитывать на то, что, разослав свои отдельные быстроходные корабли значительно к западу от вышеупомянутой береговой линии, они будут своевременно предупреждены ими о том, где надо; искать преследуемую добычу. Что для такого образа действий не представлялось затруднений, никто не будет оспаривать. Кроме того, было бы надежнее и, с военной точки зрения, основательнее сосредоточить таким образом силы из тридцати двух британских кораблей на надлежаще избранной позиции и при соответствующих разведчиках, чем бросаться то туда, то сюда в поисках неприятеля. Замечателен и поучителен факт, что с начала до конца рассматриваемой кампании ни одно из британских судов не видело ожидавшегося каравана. Коммерческие и военные корабли, принадлежавшие различным отрядам, задерживались ими в Бискайской бухте, и некоторые не один раз, но корабли, шедшие из Америки, были как будто скрыты от них шапкой-невидимкой.

Стратегическая цель французского адмирала после того, как он имел несчастье быть найденным британским флотом, состояла в том, чтобы отвлечь его от места рандеву, назначенного каравану. Как данные Вилларе инструкции, так и тактическое состояние его флота не позволяли ему сделать попытку достичь этого вызовом противника к бою. При первой встрече с британцами французы были на ветре и к югу от них. Если бы они были к северу и также на ветре, то положение их было бы превосходно, потому что тогда отступлением к NW они могли бы прямо отвлечь противника от опасного для каравана места, так как последний приближался от WSW. При том же, как сложились обстоятельства, Вилларе не мог двигаться к N, не напросившись на сражение, которого должен был избегать. Если бы он потерпел поражение на месте встречи с Хоу, то победоносный флот остался бы в слишком близком соседстве с караваном. Поэтому французский адмирал остался на ветре и взял курс W, который, медленно расходясь с курсом каравана, позволил бы, при достаточно долгом следовании им, отвлечь британцев так далеко, чтобы они не могли увидеть упомянутый караван. Однако эта медленность расхождения, без сомнения, помогла ему примириться с потерей наветренного положения 29-го числа, и он, как только оказался к северу от противника, направился на NW и шел так оба следующие дня. [19] Результат был чрезвычайно успешен. Позднейшие французские писатели утверждают, что 30 мая караван прошел через то место, где 29-го состоялась схватка между судами враждебных флотов. Если это так, то должно быть, его скрыл густой туман, который тогда стоял большую часть суток, так как флоты еще не успели отойти далеко.

Нельзя не восхищаться глубоко теми умными и энергичными мерами, которыми Хоу, после двухдневных стараний 28 и 29 мая, выбрался на ветер относительно своего противника, нанеся ему в то же время тяжелый урон. Как бы ни судить о его тактике 1 июня, нельзя отрицать, что тактические маневры адмирала в предшествовавшие два дня были задуманы хорошо и исполнены им энергично и доблестно. Но стратегическая ошибка, или неудача, вследствие которой отряд Монтэгю не был при Хоу, нейтрализовала приобретенное последним тактическое преимущество. Правильная же стратегия французов, которая обеспечила частям их флота взаимную поддержку, восстановила равновесие в сил. Таким образом опять подтвердилось правило, что стратегическая ошибка более серьезна и имеет более глубокие последствия, чем ошибка тактическая.

Каждый из враждебных флотов, после того как они разошлись, поспешил возможно скорее дойти до своего порта. Лорд Хоу до утра 3 июня приводил в безопасное состояние возможными починками взятые им призы и свои поврежденные корабли и достиг Портсмута 13 июня. Вилларе Жуаез направился в Брест. Утром 9 июня он встретился с эскадрой Монтэгю немного южнее Уэссана. Состояние французского флота, обремененного поврежденными кораблями, представляло бы хороший случай для атаки его со стороны быстроходного флота, но два из британских кораблей могли идти лишь чрезвычайно медленно, и адмирал не осмелился приблизиться к противнику, имевшему значительный перевес в силе. Вилларе преследовал британцев, но опасаясь, чтобы при том состоянии, в каком были его суда, его не отнесло под ветер от порта, скоро отказался от погони. 11 июня весь его флот стал на якорь на Бертомском рейде, у Бреста. Монтэгю 10-го ушел в Англию, чем и закончилась эта кампания со стороны британцев. Ночью 12 июня с французских судов увидели многочисленные огни в Ра-де-Сейн – южном проходе, ведущем в Брест. Это и были огни давно ожидавшегося каравана. Адмирал ван Стабель, боясь встретить враждебный флот у более безопасного прохода, которым чаще пользуются, взял курс на Пенмаркс – скалистую возвышенность в тридцати милях к югу от порта, а затем направился в порт через Ра-де-Сейн. В тот самый день, как ван Стабель увидел землю, Монтэгю стал на якорь в Плимуте. Два дня спустя, 14 июня, караван и остатки эскадры Вилларе вошли в Брест. Так окончилось крейсерство, хотя и ознаменовавшееся большим поражением французского военного флота, но все-таки достигшее главной цели, для которой было предпринято.

Пока британские корабли, участвовавшие в сражении 1 июня, ремонтировались, 22-го числа того же месяца адмирал Корнуолис отплыл во главе дивизии Монтэгю в крейсерство на запад, из которого возвратился 2 июля. За этим кратковременным исключением как Канал, так и Бискайская бухта оставались без охраны со стороны британцев до 3 сентября, когда Хоу снова вышел в море с тридцатью четырьмя линейными кораблями (из них пять португальских) и после сопровождавшегося штормами крейсерства возвратился в Торбей 21-го числа. Здесь флот оставался до 8 ноября, когда пришедший туда 74-пушечный корабль «Кэнэда» сообщил, что крейсировавший вместе с ним корабль таких же размеров «Александр» захвачен в двухстах милях к западу от Уэссана французским отрядом из пяти линейных кораблей, от которых самому ему удалось уйти благодаря своему лучшему ходу. Британский флот сейчас же вышел в море, но, конечно, не нашел французских кораблей, которые безнаказанно крейсировали, пока он отстаивался в порту. 29 ноября Хоу опять стал на якорь в Спитхэде, лежащем так далеко к востоку от Бреста, что трудно было надеяться помешать оттуда операциям неприятеля, опиравшимся на этот последний порт. Там он оставался до 14 февраля следующего года. Защита торговли была возложена на эскадры из фрегатов, молодые и предприимчивые командиры которых оказали большую услугу делу захватом и рассеянием французских эскадр подобного характера.

Комитет общественной безопасности решился воспользоваться случаем, который давали ему настойчивые заботы британского адмирала о сбережении своего флота. В то время у Франции в Бресте и других портах, на воде и еще в постройке было сорок четыре линейных корабля. В Средиземном море после тулонского поражения было только пятнадцать кораблей и Комитета решил послать туда шесть кораблей вокруг Испании. Вилларе Жуаезу было приказано конвоировать эту эскадру во время перехода ее по Бискайской бухте всем Брестским флотом из тридцати пяти кораблей, а затем крейсировать в течение двух недель, стараясь действовать против британских коммерческих судов. Но Брестский порт был еще по-прежнему беден припасами. Из-за господства неприятеля на Канале корабли, шедшие из Балтики, могли попадать в Брест, только обойдя Британские острова с севера и подвергаясь, по входе в Атлантический океан, риску попасть в руки британских крейсеров. Поэтому встретились большие затруднения для исправления повреждений, полученных французскими судами в сражении с флотом лорда Хоу, точно так же как и для вооружения и снабжения всем необходимым новых судов. По получении в Бресте вышеупомянутого приказания Комитету были сделаны горячие возражения и представлены данные о том, что суда совершенно непригодны к зимнему крейсерству. Некоторые из кораблей, назначенных в плавание, были стары и расшатаны. Многие поврежденные в сражении мачты не могли быть заменены новыми, такелаж был в плохом состоянии, команда недостаточно обучена своему делу. Недостаток провизии был так велик, что только те корабли, которые предназначались к уходу в Тулон, получили ее на несколько месяцев, остальные же – не более как на четыре недели.