Возле него на столе лежали перо и чернильница, и Шелли схватил перо, обмакнул его и быстро набросал фигуру.
– Вот так выглядел мой противник, - сказал он, поднося бумагу к свече.

Первой мыслью Байрона было, что юноша рисует не лучше ребенка. Фигура, которую он изобразил, была чудовищна, бочкообразное и толстоногое нечто, с руками, словно ветви деревьев и головой похожей на Африканскую маску.

Клэр в ужасе закрыла глаза, и даже Полидори был явно потрясен.
– Это - это не может быть человеком!
– прошептал он.

– Ох, даже и не знаю, Полидори, - сказал Байрон, задумчиво глядя на фигуру.
– Думаю это прототип человека. Бог ведь сначала слепил Адама из глины, верно? Этот парень выглядит так, словно был слеплен на склонах Сассекских холмов.

– Из глины. Думаешь?!
– с надрывом сказал Шелли.
– Откуда ты так уверен, что она сделана не из ребра Адама?

Байрон ухмыльнулся.
– Она? Это что, Ева? Если Мильтон когда-либо зрел это, своими ослепшими глазами, надеюсь, это произошло не во время его визита сюда - а если и так, надеюсь, что этой ночью она не бродит поблизости.

Впервые за весь вечер Шелли сам, казалось, почувствовал себя неуютно.
– Нет, - сказал он поспешно, бросая быстрый взгляд в окно.
– Нет, сомневаюсь… Он не договорил и опустился обратно в кресло.

Запоздало опасаясь, что за всеми этими разговорами об Адаме и Еве, беседа может повернуть к более приземленным материям, Байрон поспешно встал, подошел к книжной полке и вытащил маленькую книгу.
– Кольридж, из позднего - сказал он, возвращаясь на свое место.
– Здесь три поэмы, но я думаю «Кристабель» лучше всего подходит к сегодняшней ночи.

Байрон начал читать поэму вслух, и когда он добрался до места, где девушка Кристабель приводит домой из леса странную женщину Джеральдину, он всецело завладел общим вниманием. Затем девушки достигли двери, ведущей в замок овдовевшего отца Кристабель, и Джеральдина упала, «словно от боли», и Кристабель пришлось поднять ее и перенести через порог.

Шелли кивнул.
– Всегда должно быть это символическое приглашение. Они не могут войти просто так, если их не пригласят.

– А, вы, тогда в Шотландии приглашали эту глиняную женщину в свой дом?
– спросил Полидори.

– В этом не было нужды, - с неожиданной горечью ответил Шелли. Он отвернулся к окну.
– Моя… кто-то другой пригласил ее в мое общество за два десятилетия до этого.

Продолжения не последовало. Байрон начал читать дальше и поведал притихшим слушателям, как Джеральдина обнажается, готовясь ко сну…

Узри! Ее грудь, белизна ее плеч ——

Подобна мечте, неподвластна словам!

О боже, спаси, защити Кристабель!

… и Шелли вскрикнул, вскочил со стула и в три безумных шага выскочил из комнаты, опрокинув кресло, но умудрившись на бегу подхватить со стола зажженную свечу.

Клэр тоже вскрикнула, а Полидори взвизгнул, закрываясь руками, словно загнанный в угол боксер. Байрон отложил книгу и бросил напряженный взгляд в окно, в которое до этого смотрел Шелли. Все было скрыто за сплошными потоками дождя, заливавшими веранду.

– Сходи, посмотри как он, Полидори, - сказал Байрон.

Молодой доктор сходил в другую комнату за своим саквояжем, а затем последовал за Шелли. Байрон долил вина в бокал и сел на место, а затем вопросительно поглядел на Мэри.

Она нервно рассмеялась и процитировала Леди Макбет: «Супруг таков мой часто, таким он был от юности своей».

Байрон немного устало усмехнулся.
– Не переживай, «недуг его недолог; лишь краткий миг, и он в себя придет».

Мэри закончила цитату.
– «На хворосте всеобщего вниманья, лишь больше его ярость разгорится» [7] .

Байрон обвел взглядом длинную комнату.
– Так где же он увидел «Призрака Банко». Я несравненный вызыватель духов, но ничего не вижу.

– Он, - начала Мэри, затем осеклась.
– А вот и он.

Вернувшийся в комнату Шелли, выглядел одновременно испуганным и смущенным. Его лицо и волосы были мокрыми - Полидори, судя по всему, окатил его водой - и от него попахивало эфиром.
– Это было… просто наваждение, что на миг завладело мной, - сказал он.
– Словно кошмар наяву. Простите.