Подводная лодка — это тоже жесткий костюм.

Сто метров в гибких костюмах, метров полтораста в жестких- вот что отвоевал человек у моря. И подводные лодки (доатомные) плавали на таких же примерно глубинах (до ста- двухсот пятидесяти метров).

Рекордный скачок был сделан в 1930-х годах, когда в океан спустилась батисфера.

Батисфера была невелика: стальной шар с толстыми трехсантиметровыми стенками, вес- две с половиной тонны, диаметр- полтора метра. Внутри, скрючившись, сидели два человека- биолог Биб и инженер Бартон.

Девятьсот двадцать три метра — таков был рекорд металлического шара. Глубже его не пускал канат- стальная нить, связывающая батисферу с жизнью. Канат и так весил около трех тонн- больше, чем вся батисфера с грузом. Нельзя было удлинять его, он мог оборваться от собственной тяжести.

Двадцать лет держался рекорд Биба и Бартона. Он был побит батискафом -батисферой без каната.

Батискаф спускался на дно при помощи балласта, а поднимал его бак с бензином. Бензин, как известно, легче воды. Всплывая, бензиновый бак ташил вверх и гондолу. Получился как бы подводный аэростат. Подъемная сила бензина не так уж велика, поэтому важно было сделать бак полегче. Это удалось решить остроумно: снизу в бак поступала вода, она давила на бензин, давление внутри и снаружи уравновешивалось и не требовалось особой прочности, не требовалось толстых стенок. Можно сказать про батискаф так: сами люди спускаются здесь в жестком водолазном костюме,а бензин везут с собой в легководолазном костюме.

Первый батискаф построил Огюст Пикар, тот, который строил первые, стратостаты. На высоте пятнадцати километров и на глубине в один километр Пикар был пионером. На четыре километра спустились, тоже в батискафе, французы Гуо и Вильм. И наконец 23 января 1960 года Пикар-сын спускается на дно Марианской впадины. Глубина одиннадцать километров! Дно! Дальше идти некуда. Более глубоких впадин не знали тогда…

В первый же день пути машина Ходорова побила все рекорды водолазов и подводных лодок. Теперь предстояло вступить во владения батискафов, в те края, где «дальше некуда».

Я проснулся с радостным ощущением- что-то предстоит хорошее. Потом вспомнил: продолжается путешествие. Вскочил быстро, как бывало в экспедиции к концу лета, когда торопишься использовать каждый светлый час, поспешно умылся, перед завтраком забежал в экранную.

В экранной было темно… как на морском дне. Но когда я открыл дверь, из тьмы послышалось рассерженное шипение:

— Ш-ш! Мешаете! Дверь закройте, дверь!

Монотонно гудели телевизоры. Во тьме слышались вздохи, возгласы, латинские названия… Кто-то ойкнул, высвобождая ногу из-под моего ботинка. Комната была набита битком.

На черных экранах метались огоньки. Когда я привык к темноте, выяснилось, что розоватые огоньки эти сидят на юрких рыбках, как бы унизанных бисером. Одна из них ткнулась в экран, я невольно отшатнулся.На нас глядела страшная, облитая пламенем зубастая пасть и черные глазницы черепа, обведенные фосфорическим сиянием.

— Аргиропелекус,- послышался в темноте спокойный голос Казакова.

Аргиропелеки — серебрянки — частые жители морских глубин, это крошечные рыбки, не больше речного пескаря.

Потом появился удильщик. На спине у этой рыбы длинный отросток, как бы удочка, а на конце ее светящийся фонарик- приманка. Прельстившись приманкой, мелкий хищник разевает рот, и хлоп — сам попадает в пасть удильщику.

Удильщики встречаются довольно редко. Им трудно найти друг друга в черных глубинах. И, чтобы не остаться бездетной, самка таскает на спине приросшего самца.

Проплыли глубоководные кальмары, гораздо меньше вчерашнего, но с длинным, узким, как палка, телом и еще более длинными червеобразными щупальцами. Прошла над боковым экраном красивая рыба с пятью рядами разноцветных огней на боках и другая, метра полтора длиной, с желтыми светящимися точками. Издалека они напоминали иллюминаторы большого парохода.

У одних рыб светились глаза, у других плавники или оскаленные зубы. Проплыла огромная пасть на маленьком вертлявом тельце. Виднелись рыбы круглые, как шар, и плоские, как платок, но с развевающимися, как бы разорванными на лохмотья плавниками.

— Какой смысл в такой нелепой форме? — спросил кто-то в темноте.- Плавать же трудно. Ни удрать, ни добычу поймать.

— Есть морские коньки с такими отростками,- отозвалась Казакова.- Они прячутся среди водорослей и подражают по форме водорослям.

А муж ее поправил:

— Но тут же нет водорослей в глубине. Возможно, эти отростки, как хвост у ящерицы. Хищник хватает, отрывает кусок, а прочее цело. Ящерица отдает хвост, чтобы спастись, голотурия выбрасывает врагу внутренности…

— Поглядите, поглядите, а это что?

Проплывало что-то вроде паутины, слизистое, полупрозрачное, ячеистое. В глубоководные сети такое животное не попадалось. Может быть, оно было слишком нежным и тралы разрывали его на части. Никто не мог сказать, как называлось неведомое существо. С первого рейса машина делала открытия.