Что-то теперь запоет Пастер?

Пастер «запел» несколько неожиданную для них песню: он потребовал раз и навсегда покончить с этим делом — назначить комиссию Академии наук, в присутствии которой его противники повторят свои опыты.

Среди ученых раздавались голоса о ненужности комиссии, потому что после исчерпывающих экспериментов Пастера вопрос уже совершенно ясен — самопроизвольного зарождения не бывает, сомневаться в этом — значит не понимать вопроса. Однако Пастер настаивал, а Пуше, Жоли и Мюссе понимали, что для них отступления не существует — надо было соглашаться.

Они согласились, но предъявили свои условия: опыты зимой или даже весной могут полностью опорочить их выводы; они имели дело с летним самозарождением, а потому они требуют отсрочки до будущего лета.

Пастер не хотел ждать — слишком много нервов потрепали ему упрямые противники. Он ни на минуту не допускал, чтобы их опыты выдержали критику настоящих ученых; он понимал, что они совершили какую-то неточность, не чисто произвели свои эксперименты и только поэтому получили противоположные результаты. Он раздраженно возражал: при чем тут лето, когда обыкновенный термостат может поднять температуру до любого уровня? Ему, Пастеру, совершенно безразлично, в какое время года делать опыты, он берется повторить их в присутствии любой комиссии когда ей будет угодно. Но он не желает больше растягивать этот ненужный спор. Если теория самозарождения верна в июле, она должна быть верна и в декабре.

Академия назначила комиссию, в которую входили виднейшие ученые Франции, в том числе Балар и Дюма. Однако комиссия решила дать возможность «подсудимым» настоять на своей просьбе — это было выгодней и для Пастера: в противном случае «самозарожденцы» на весь мир кричали бы, что во всем виновата погода.

Пришлось ждать.

Но вот наступил и этот интереснейший день. Интереснейший не только потому, что Пастер, наконец, мог легко вздохнуть, но и потому, что в этот день не состоялось нечто, что единственно могло бы послужить на пользу науке.

А это нечто не состоялось, потому что Пуше, Жоли и Мюссе струсили…

В лаборатории Пастера собрали все необходимое для опыта и отправились в Музей естественной истории. Противники тоже пришли в полном составе, но не принесли с собой ничего.

— Я утверждаю, — начал Пастер, — что в любом месте можно получить определенный объем воздуха, который не будет содержать ни яиц, ни спор и который не вызовет образования новых существ в подверженных гниению жидкостях.

— Если хоть в одном из наших сосудов, — отпарировал Жоли, — жидкость останется неизменной, мы честно признаем свое поражение.

— А я утверждаю, — сказал Пуше, — что где бы я ни взял один кубический сантиметр воздуха, если я позволю ему прийти в соприкосновение с налитой в герметический сосуд жидкостью, подверженной гниению, в сосуде неизбежно появятся живые организмы…

— Может быть, мы от утверждений перейдем к делу? — насмешливо перебил Балар, подмигнув Пастеру.

— Да, конечно, — согласился Пуше, — но только нам надо проделать целую серию опытов точно так, как мы их делали в прошлом году.

Строгий голос Дюма прекратил эти пререкания:

— Для подтверждения вашей правоты нужно доказать только один простой факт — воздух без пыли приведет к самопроизвольному зарождению существ. Для этого достаточно одного опыта как с вашей стороны, так и со стороны господина Пастера, который берется доказать обратное и не раз уже доказывал это. Если вы ничего не имеете против, приступайте к опыту.

— А где ваши колбы с настоем? — лукаво спросил Балар, — Нельзя же идти на битву невооруженными.

Несколько смущенно Пуше, Жоли и Мюссе признались, что «оружия» они с собой не захватили. Посовещавшись между собой, они отказались от демонстрации и — удалились.

— Напрасно, напрасно, — кричал им вслед довольный Балар, — вы же таким образом полностью признаете свое поражение!

А серьезный, выдержанный Дюма, как бы резюмируя, добавил:

— Какую бы окраску сторонники самозарождения ни пытались придать своему отступлению, они сами признали свое дело безнадежным. Если бы они были вполне уверены в приводимых ими фактах, неоспоримость которых торжественно взялись доказать, они никогда не уклонились бы от доказательств, уверенные, что теория их восторжествует…

Комиссия сделала выводы: «Факты, установленные Пастером и опровергаемые Пуше, Жоли и Мюссе, отличаются абсолютной и бесспорной точностью».

Как бы изумилась эта авторитетнейшая комиссия, если бы сторонники самозарождения произвели все-таки свой опыт! Пастер в ярости стал бы доказывать, что они просто не владеют искусством эксперимента, и дискуссия началась бы с самого начала. Но более всех были бы удивлены Пуше, Жоли и Мюссе, — настолько они уверовали в неизбежность своего провала.