Я убежден, что Бордюжа не тот человек, который взял бы на себя такое серьезное решение, как шантаж Генпрокурора и попытку его освобождения от должности, — он действовал с санкции и благословения Ельцина. Лишним подтверждением тому служит тот факт, с какой быстротой было подписано мое заявление об уходе: в 16 часов мы с Бордюжей встретились, около 17.30 разошлись, а рано утром, когда я к нему приехал еще раз, Ельцин уже заявление подписал. Ясно, что президент этого заявления ждал с нетерпением.

То, что Бордюжа способен говорить неправду, я убедился еще раз после того, как мне на глаза попалось его интервью газете «Московские новости» (№ 47, 2000 г.). Речь здесь идет не о простой «забывчивости», а о достаточно принципиальной позиции, основанной на смеси достоверных и ложных фактов. Недаром же говорят: «Лучшие сорта лжи сделаны из полуправды».

Беседуя с журналистом, Бордюжа дофантазировался до того, что, дескать, я сразу же после просмотра в его кабинете видеопленки сознался, что видеокассета «моя» (очевидно, он хотел сказать другое — на ней запечатлен я). Что он чуть ли не обвинил меня в том, что я «прекращал под давлением какие-то дела»… Что тут говорить — ложь — она и есть ложь. На момент нашего разговора пленка не имела для Бордюжи существенного значения. Его интересовало совсем другое: что мне удалось выяснить по делу «Мабетекса»? Какая компрометирующая информация у меня есть на Бородина, чьим близким другом он был?

Но самой откровенной ложью в этом интервью было утверждение Бордюжи о том, что он «не предлагал» мне уйти с должности Генпрокурора. Получается, что он пригласил меня на чашечку чая?!

На самом же деле все было тщательно продумано и отрежиссировано. После того как я написал заявление на имя Ельцина, Бордюжа предложил мне еще одну «домашнюю заготовку» — написать письмо на имя Егора Строева с просьбой рассмотреть вопрос на Совете Федерации без моего участия. Это был тщательно спланированный и выверенный ход, который вполне мог бы пройти, если бы не «бдительность» членов Совета Федерации. Ну и напоследок Бордюжа задается вопросом: «Может, кто мне напомнит, какие Скуратов дела коррупционные раскрутил? Или представил сведения, как, пользуясь госпрограммами, обогащаются частные банки и коммерсанты, чьи фамилии у всех на слуху? Не помню такого».

Ну просто девичья память какая-то у руководителя президентской администрации. А как же расследованное и доведенное до суда дело Роскомдрагмета во главе с его председателем Бычковым? А дело председателя Госкомитета по статистике? Дело в отношении первого заместителя Министра внешнеэкономических связей Догаева? Дело первого заместителя Министра финансов РФ Петрова, незаконно прекращенное уже после моего отстранения? Дело губернатора Вологодской области Подгорного и губернатора Тульской области Севрюгина? Дело в отношении первого заместителя Министра обороны Кобеца? Дела банкиров Смоленского и Ангелевича, Министра юстиции Ковалева и многие другие? Мало разве? Наконец, нельзя забыть и дело в отношении Березовского, и угробленное во многом не без участия самого Бордюжи дело «Мабетекса»…

Интересно проследить и за переменой позиции Бордюжи в отношении материалов по дефолту 17 августа 1998 года и деятельности Центробанка. На коллегии МВД России в январе 1999 года я ему рассказал об этих материалах, и мы договорились о том, что причины и последствия дефолта целесообразно обсудить на заседании Совета безопасности. Бордюжа согласился. Но через месяц поменял свою позицию, вольно или невольно оказавшись в одном лагере с Дубининым и Березовским, категорически выступавшими тогда против каких бы то ни было расследований Генпрокуратуры и тем более рассмотрения этого вопроса на Совете безопасности.

Однако вернемся к тем драматичным для меня минутам.

Да, я подписал требуемое Бордюжей заявление. Сейчас я понимаю, что это было моей ошибкой. Единственное, чем я могу оправдать себя, — тем, что в тот момент меня подвел эффект неожиданности, то смятение, в котором я находился после просмотра этой гнусной видеозаписи. Я никогда не признавался, что мужчина, заснятый на пленке, — я. И утверждение Бордюжи о том, что я ему во всем сознался, высказанное им в интервью газете «Московские новости», — ложь. Ничего этого не было, здесь Бордюжа просто выгораживает себя.

Конечно, если бы у меня было побольше опыта, если бы я знал заранее, зачем меня вызывают, что за обвинения и какие «доказательства» мне будут предъявлены, разговор, естественно, я бы построил по-другому. Надо было вначале спросить: «Откуда у вас эта пленка? Если вы не ответите, я больше с вами разговаривать не намерен, сейчас же еду в прокуратуру и возбуждаю против вас, господин Бордюжа, уголовное дело по статье «клевета и шантаж»». Хотя может быть и хорошо, что я по такому пути не пошел, поскольку они сделали бы что-то другое — открыли бы где-нибудь за границей на мое имя фальшивый счет, и тогда меня реально взяли бы под стражу. Или, что еще хуже, воздействовали бы физически. Я всегда буду помнить, как выкидывали из прокуратуры Степанкова: для того чтобы он освободил кабинет Генпрокурора, приехала рота автоматчиков…

Но после драки кулаками не машут… Ведь человек на пленке действительно очень похож на меня. В те минуты я думал только о том, как на эту видеозапись отреагируют жена, семья, друзья… Ведь могут поверить пленке, не мне. А пока докажешь, что ты не верблюд, сколько времени пройдет? Перед глазами уже стоял скандал в СМИ, которые начнут трубить и раздувать ложь о моей причастности…

Говорить о том, что Скуратов проявил малодушие, сломался и написал заявление об уходе… Трудно, очень трудно, да и не хочется оправдываться. Представьте себя на моем месте и в такой же ситуации. Получилось?! Честно говоря, врагам такого не пожелаю. Скажу одно: стратегом мнить себя легко, а вы попробуйте провести бой сами.