Так бессердечная мать и сделала — послала сына за орлиным молоком. Шел Кючук-Мурад, шел, повстречал по дороге старика.

— Здравствуй, отец, — говорит наш добрый путник.

— Здравствуй, сынок, — отвечает старец. — Дай тебе Бог доброго пути. Куда путь держишь?

Тот ему ответил, что идет за орлиным молоком. Удивился старик и говорит: «Послушай-ка ты меня, сынок, не ходи туда. Тысячи людей ходили, и ни один не вернулся, и ты не воротишься. Жаль мне тебя, не ходи туда, сынок».

Но Кючук-Мурад ответил: «Будь что будет — пойду». Старик говорит: «Ну, раз так, будь осторожен, орел тот сидит на тополе, а на лапе у него гнойник. Там земля — сплошной песок, ты этот песок разрой и, спрятавшись в яму, выпусти стрелу в его больную лапу, сам не показывайся, не то он тебя в клочья раздерет». Орел взвоет от боли и скажет: «Узнаю, кто в меня стрелу пустил, — на мелкие клочья разорву». Но как только гной из раны вытечет, ты уже не бойся. Избавившись от гнойника, скажет орел: «Вот бы знать, кто мне так услужил — от боли избавил». Тогда скажешь ему: «Тот, кому ты молоко свое нальешь в бурдюк, из своего птенца сделанный, да на второго птенца груз положишь». Он не пожалеет, даст своего молока.

Ну, пошел Кючук-Мурад и все, как ему тот старик велел, сделал, и орел дал ему молока.

Тогда Кючук-Мурад сказал орлу: «Отдай мне двух своих птенцов, чтоб я одного зарезал и сделал из него бурдюк, налил бы в него молока да взвалил бы бурдюк на второго, чтобы тот донес».

Орел сказал: «Вот он я, вот мои птенцы, Бог с тобой, забирай одного и зарежь его, сделай из него бурдюк, налей в него молока, только зарежь его подальше от меня, в таком месте, чтоб я его голоса не услышал».

Кючук-Мурад сделал бурдюк из одного птенца, налил в него орлиного молока, взвалил бурдюк на второго птенца и пустился в обратный путь. По пути тот старик попросил у него стакан молока, выпил и обернулся молодым парнем. Отнес он молоко матери, мать выпила и стала красивой девушкой пятнадцати лет.

Только опечалилась она, что сын ее воротился, и сказала: «Что ты мне за отраву дал, сын?».

Дэв научил ее, чтобы она отправила Кючук-Мурада за львиным молоком, потому как оттуда ему уж точно не вернуться, там тьма-тьмущая змей, они его заживо проглотят. Встал Кючук-Мурад поутру и, воскликнув: «Ей, святый Боже!», пустился в путь. А тот старик опять на дороге сидит и говорит ему…

— Так разве тот старик не превратился в «молодого парня»? — перебил я.

Кудрявый похлопал глазами, точно не сразу понял мой вопрос, потом ответил:

— Так ведь сказка же, он снова состарился. Ну, так вот, старик и говорит: «Львица та — на горе, что Черной кличут. На той горе столько змей, что они тебя вмиг сожрут. Ты обмажься дегтем и иди, они почуют запах и отпрянут. Там есть бассейн, ты из него воду вычерпай, залей его вином и водкой, придет львица, напьется, захмелеет, закачается, тут-то ты и выскочишь из своего укрытия, снесешь ей голову и выдоишь. У нее еще два детеныша есть, не оставляй их там, возьми с собой, они тебе еще пригодятся».

Кючук-Мурад пошел и все так и сделал: зарезал львицу, выдоил молоко, забрал двух ее детенышей и воротился домой, отдал молоко матери.

Та выпила и опять говорит: мол, что ты мне, сын, за отраву принес? Долго думал дэв, как все-таки от Кючук-Мурада избавиться, и говорит той женщине: «На сей раз пошли его на остров Семи морей, где живут мои братья дэвы, у них там есть сад, где каждый год три арбуза вырастает, пусть принесет».

Поутру послала бессердечная мать туда своего сына, и он — больно уж любил свою мать — пошел. Опять тот старик на дороге сидел и, выслушав Кючук-Мурада, сказал ему: «Придешь на остров Семи морей, где дэвы живут, заберешься к ним в сад, срежешь один арбуз, одну половину поставишь перед одним львенком, другую — перед другим, а сам спокойно ляжешь спать».

Оседлал Кючук-Мурад коня, пустил впереди себя двух львят и прямо к острову Семи морей помчался. Добравшись до места, прямо к бахче направился. Соскочил с коня, срезал арбуз, половину съел сам, другую коню скормил, второй арбуз поделил, одну половину поставил перед одним львенком, другую — перед другим, а сам накрылся буркой и заснул. Один из львят тоже заснул, но сомкнул при этом только один глаз. Как только кто-то из дэвов увидел, что у них на грядке человек спит, выскочил, чтобы его на куски порубить, но тот львенок, что не спал, набросился на него и разодрал в клочья. Тут и другой львенок проснулся. И когда за первым дэвом явились остальные братья, львята их всех порвали.

Проснулся Кючук-Мурад и очень обрадовался, узнав, что его львята дэвов поубивали.

— А чего это львята помогают убийце своей матери? — удивилась девушка.

— Сказку эту мне моя бабка сказывала. Я слово в слово помню. Как она сказывала, так в точности и вам передаю.

— Ладно, не обижайтесь.

— Так на чем я остановился?

— Кючук-Мурад… — подсказал я.

— Да, так вот, Кючук-Мурад… Зашел он в дом тех дэвов, видит — девица-красавица. Пала она в ноги Кючук-Мураду и говорит: «Я дочь такого-то царя, меня эти дэвы похитили, но отныне я твоя, а ты — мой. Разве смогу я найти кого-нибудь отважнее тебя?».