— Кто этот Петька? — спросил капитан.

— А сын мой, Петро Афанасьич Середа, председатель ихнего колхоза… А я председатель этого, «Заветы Ильича», вот мы и соревнуемся.

— Как… Середа? — откладывая в сторону вилку, сказал Сомов.

— А так, Середа — фамилия наша такая.

— Вы Середа? — спросил Сомов.

— Так точно! — ответил хозяин. — Панас Евстигнеич, а сын мой — Петро Афанасьич…

— Старшина второго эскадрона нашей кавалерийской дивизии! — закричал капитан.

— Так точно! — снова по-солдатски отчеканил хозяин. — Кавалер двух орденов Красного Знамени и Славы… Вы знаете моего Петра?

— Отец! Да как же не знать, когда мы с ним вместе всю войну прошли, в Румынии воевали… Ведь я же его командиром был, и он меня из воды, из реки Прута, вытащил, когда коня подо мной убили…

— Говорил он про это… рассказывал, а я думал хвастает, — с добродушной гордостью сказал старик. — Так вот оно как, оказывается, командиром вы ему будете…

— Больше! Другом, фронтовым братом! Орел был ваш сын, примером во всей дивизии…

— Дак он и тут не курицей ходит, — с нескрываемой гордостью сказал старик. — Он и тут на всю область знаменит. Про него в газетах пишут…

— Ну, теперь-то я его обязательно повидаю. Завтра же съезжу к нему на хутор.

— А чего ехать? Здесь увидитесь. Он утречком сюда приедет.

— Совещаться или в помощь вам?

— Н-нет… Яйца курицу не учат, — вдруг ворчливо сказал старик. — Мал еще отца учить, даром что старшина. Тут другая картина. Завтра у нас награждения — может, читали? — колхозникам за честный и беспорочный труд. Высшие власти из города приедут, награды вручать будут. Однако прощайте, пора ложиться.

Он прикрутил ночничок и пошел на свою половину. Спустя пять минут капитан уже лежал в постели, но, несмотря на усталость, заснуть не мог. Неожиданная встреча с отцом его фронтового друга воскресила прошлое. Он долго и неподвижно лежал, и перед ним проходили боевые годы Великой Отечественной войны — тысяча девятьсот сорок третий — сорок четвертый.

Рано утром капитан, поручив эскадрон старшему лейтенанту Кучину, на широкой рыси ехал в штаб полка, расположенный на хуторе Веселом, в восьми километрах от станицы.

— Командир полка встал?

— Так точно, завтракает, — ответил дежурный.

Капитан Сомов вошел. О чем он говорил — неизвестно, однако, когда он кончил, полковник, пожилой сивоусый конармеец, участник буденновских походов на Врангеля, долго крутил кончик уса, потом сказал:

— По уставу это не полагается, а по старой кавалерийской традиции — следует. Делай, капитан, хорошо придумал, разрешаю. — И, остановив жестом благодарившего капитана, добавил: — Только не опаздывай, в двенадцать ноль-ноль выступаем. Догонишь полк на марше!

Когда капитан вернулся в станицу, на площади царило оживление. Толпились казачки, ребятишки висели на деревьях и плетнях, пестрели цветные платки женщин. Несколько тачанок и привязанных к ним и к плетням коней виднелось поодаль. Минуя толпу, капитан проехал в эскадрон, Спустя полчаса на проселочной дороге запылило облако, раздалось гудение машин, и в станицу, пугая кур и поросят, въехали одна за другой четыре легковые машины. Это прибыли секретарь райкома, предисполкома, редактор местной газеты, фотокорреспонденты и еще несколько человек.

Машины остановились, и из них стали выходить приехавшие из города гости. Одновременно с ними, с противоположной стороны станицы, из-за недавно выстроенного двухэтажного клуба, вытягиваясь в колонну, показался гвардейский эскадрон. Впереди него на одинаковых гнедых конях, сверкая трубами, корнетами и большим турецким барабаном, ехал духовой оркестр полка. Солнце играло на трубах, переливалось на эфесах клинков.

Впереди эскадрона, рядом со значковым, ехал на статном сером коне капитан Сомов. И казаки, и женщины, и приехавшие гости, не ожидавшие появления конницы, с любопытством и некоторым замешательством остановились.

— Эскадрон, строй фронт вправо — а-арш! — скомандовал капитан, и эскадрон, перестроившись на ходу, выстроился справа от двух столов, обтянутых красным кумачом.

— Оркестр, на правый фланг! Эскадрон, вольно! — скомандовал капитан и, подъехав к молча смотревшим на него гостям из города, что-то доложил, приложив руку к козырьку.

Все приехавшие весело и благодарно улыбнулись ему, пожали руку. Капитан снова отъехал к своему эскадрону. В толпе колхозников он заметил своего хозяина — старика Панаса, помахавшего ему рукой.