– Брешешь! Оно в другой стороне. Это ж Лиходеево!

– А вон Муходоево!

Изображение моргнуло, и местность изменилась. Лес рассекала широкая дорога, по которой двигались люди, а в стороне возвышался большой деревянный город, обнесенный высокой стеной.

– Златоград! – восхищенно выдохнули селяне. – Красота-то какая!

На блюдце сверкнули позолоченные башенки теремов, и я взволнованно подалась вперед. Что же там случилось в царском тереме, о чем не успела рассказать Агаша? И с чем придется столкнуться Иву, когда завтра он прибудет в город?

Вдруг по земле забегали люди, на крепостную стену высыпали лучники, устремив в небо пики стрел. Изображение сделало лихой вираж, ушло в сторону от города и набрало скорость: леса, реки, озера, поля, деревни слились в один поток. Кто-то вскрикнул, у кого-то закружилась голова, люди встревоженно зароптали.

– Что же это такое?

– А теперь поглядите, чьими глазами вы смотрели на наше царство, – довольно ухмыльнулась Забава и сделала пасс рукой.

Изображение покачнулось, словно невидимая камера ушла в сторону, и блюдце отобразило трехглавого Змея Горыныча, кружащего над лесом и пышущего огнем.

Селяне потрясенно охнули.

– Жив, жив, Горилка! – охнула какая-то баба.

– А чего ему станется? – ответил ей мужской бас.

– Так Илья-богатырь еще по весне хвастался, что головы-то ему отрубил!

– Как отрубил, так и выросли, – хохотнул другой мужик. – Илья соврет, недорого возьмет.

Забава щелкнула пальцами и словно включила звук. Во дворик ворвался свист ветра, рассекаемого мощными кожистыми крыльями, и взволнованный гомон голосов:

– Р-разбойники! – грозно орал первый. – Сразу стрелять! Спалю!

– И ведь мы чего? – оскорбленно вторил ему второй тихий голос. – Мы ничего, просто мимо пролетали.

– Я лечу, словно легкое белое перышко, на двух крылышках у земли, – отвлеченно цитировал третий, звонкий голос.

– Спятил! – прикрикнул на него первый голос. – Зенки-то раскрой да на себя глянь. Какое перышко? Какое белое? Седина вон уже проклевывается, а ты все стихи шкандыбаешь. Тьфу, за что мне такое наказание?

– Седина в бороду, бес в ребро, – вставил свое слово второй голос.

– Я, может, образно выражаюсь! – обиженно возразил звонкий голос. – И бороды у меня нет.

– Правильно, нет. Иначе ты б ее давно спалил, дурила. Но ребро-то есть! – загоготал первый. – А ну, кто избушке Бабки-ежкиной стих писал и замуж звал?

– Так то ж по пьяни было! – засмущался третий голос.

– Зря отказался, – крякнул первый. – Представь только, какие б у нас детки пошли – летающие избушки с тремя крышами. Ха-ха-ха! – загоготал он.

– Хо-хо-хо, – вторил ему второй.

И вот уже люди во дворике заткнули уши от громоподобного хохота, который доносился из блюдечка.

Забава поспешила отключить звук, и тарелка показала Змея, который рухнул на холм и содрогался от смеха. Все так и прильнули к экрану, стремясь разглядеть Горыныча в подробностях. Заохали бабы:

– Вот же страшилище какое! Только гляньте, какие лапы!

– А крылья-то, крылья!

– А морды до чего отвратные!

И ничего не отвратные, не согласилась с ними я. Феликс, мой ручной дракончик, который в Вессалии остался, конечно, посимпатичнее будет. Но и Змей хорош: настоящий дракон, золотая чешуя искрится на закатном солнце. – Урод! – выразила всеобщее мнение сельчан какая-то баба.

И тут Горыныч, словно что-то почуяв, замер, вытянул все три головы, и три пары глаз уставились на зрителей, как будто Змей и в самом деле всех видел.

– Ой, мамочки! – заголосила какая-то девчонка.

Горыныч облизнулся и дыхнул огнем прямо в центр блюдца. Зрители испуганно отхлынули в стороны, словно боясь, что на них прольется пламя. Кто-то из мужиков от удивления крепко выругался, кто-то из детишек заплакал. Все вскочили на ноги и заметались по двору, не обращая внимания на то, что изображение Горыныча уже исчезло, сменившись успокаивающим видом лесного озера.

Пока выдворили вон всех гостей, пока занесли в дом все подношения, пока помогли поварихе разместить припасы в погребе и кухонных сундуках, уже и ночь наступила. Няньки ушли спать наверх, а меня, как еще не успевшую заступить на службу, разместили на ночлег в каморке по соседству с поварихой. Каморка была нежилой и служила хранилищем вещей. Но мне нашлось неплохое местечко на скамье у стены. Заботливая Устинья притащила мне ворох тряпья, чтобы спалось мягче. Не перина, конечно, но и я не принцесса на горошине. Прежде чем лечь спать, я попросила у нее кружку парного молока и миску для Варфоломея. После массового телесеанса кот опять куда-то пропал, но на случай, когда он появится, я наполню миску.