Смущаясь и виновато переминаясь, Кузьма отвел меня к окну и сказал, что не сможет бросить Фросю в ее беде и отвести меня в соседнюю деревню.

– Хочешь, я с тобой сестрицу отправлю? – предложил он. – Она доведет, тут совсем недалече.

– Не надо, – поспешно открестилась я, вспомнив душераздирающие вопли «тили-тили тесто» и невольно посочувствовав Фросе, которой теперь придется выслушивать их на законных основаниях. – Мы сами дорогу найдем. Ты только объясни, куда идти.

– Да тут недалече, – обрадовался он. – До леска дойдете, а там все напрямик да напрямик.

Я так и не решилась спросить Кузьму, что за поручения давала ему ведьма. Ведь тогда бы пришлось выдать Фросю. Распрощавшись с женихом и невестой, мы вышли на крыльцо. Как раз вовремя, чтобы заметить знакомый летающий объект, приземлившийся у края леса.

Мы с котом переглянулись, и я окликнула Кузьму, который гремел чем-то в сенях:

– Кузь, где бы мне метелку взять?

Парень сбегал к сараюшке, в которой скучала корова, и притащил оттуда изрядно потрепанное помело.

– Это же Фросино? – замялась я.

– Бери-бери! Что я, Фросе новую метлу не справлю? Сегодня же в лесу хвороста наберу да сделаю.

Поблагодарив его, мы отправились искать в лесу блудную ступу.

Сознавая свою провинность, ступка прятаться не стала, встретила нас на лесной тропинке и наклонилась, предлагая взойти на борт.

– Может, лучше пешком? – засомневалась я, вспомнив о последней поездке и особенно об аварийной посадке.

– Залазь давай! – Кот уже сидел в ступе. – Ступка кочевряжиться больше не будет. Правда, ступка?

– Ну гляди, ты обещал!

Я взгромоздилась в летательный аппарат и взмахнула помелом, задавая маршрут:

– В Замышляевку!

В ушах засвистел ветер, и ступа вспорхнула над кромкой леса. Я уже приготовилась к очередной порции воздушных аттракционов, но ступа вела себя на удивление паинькой – летела ровно, на одной высоте, с вполне комфортной скоростью – и вскоре доставила нас к пункту назначения.

Трудно было поверить, что в доме кто-то живет. Забор покосился и местами обвалился. Крыша была засыпана сгнившими листьями. Из трубы не вился дымок. Ставни, когда-то узорчатые, поблекли и где отвалились, где покосились. Бревенчатые стены почернели от времени, из щелей торчала пакля, которую деловито таскали два воробья. Крыльца у избы не было. Рядом с входной дверью, прислоненная к стене, стояла перевернутая бочка. Встав на нее, можно было допрыгнуть до порога. Пахло плесенью, старым деревом и сыростью. Во всем чувствовались разрушение и упадок.

– М-да уж, – промычал Варфоломей, задрав голову и проводив взглядом воробья, уносящего в клюве кусочек пакли. – Год назад все еще было не так плачевно.

– А она вообще жива? – с опаской спросила я, поглядывая на мутные окошки, в которых не отражалось ни огонька свечи.

– Сейчас и узнаем.

Кот обежал избу вокруг и вернулся, неся в зубах придушенную мышь.

– Мышей здесь видимо-невидимо! – довольно сообщил он, кладя трофей у моих ног.

Я поспешно взлетела на бочку у крыльца и замолотила кулаком в дверь, запоздало сообразив, что так и не придумала, чего бы такого наплести Стеше, чтобы ее разговорить. На мое счастье, дверь не открывалась и из избы не донеслось ни звука, который мог бы рассказать о том, что в доме есть люди.

– Никого нет, – с облегчением доложила я Варфоломею, но на землю спускаться не стала, решив дождаться пока тот доглодает свой завтрак.

Огляделась по сторонам, заметила висящее под крышей осиное гнездо, повернулась к дому спиной и всмотрелась в дорожку за околицей: не покажется ли хозяйка этого мертвого дома. Интересно, как она выглядит? Почему-то представлялась высокая фигура в черном плаще с капюшоном, скрывающим лицо, и косой в руке. И от этого хотелось еще быстрее выскочить за околицу, вдохнуть свежего, а не пропитанного тленом воздуха, и почувствовать себя живой.

Изба за моей спиной тревожно заскрипела бревнами, надрывно всхлипнула половица, заскрежетала, открываясь, дверь. Варфоломей от потрясения выронил изо рта мышь. С самыми худшими предчувствиями я обернулась и обмерла.

Лучше бы хозяйка надела свой капюшон! С белой маски лица на меня взирали два черных, будто выжженных пожарищем, провала глаз. И это лицо никак не могло принадлежать живому человеку.

Я вскрикнула, не удержала равновесия и рухнула на землю вместе с бочкой, придавив замешкавшегося кота. Душераздирающий кошачий вопль огласил окрестности.