Марта с интересом взглянула на проходимца, убедившего отъявленного скупердяя отказаться от всех богатств. Пилигриму было лет сорок, его лицо было обветренным и темным от загара, щеки были впалыми от недоедания, а вот в кости он был широк – свободные одежды не висели на нем мешком, а топорщились колоколом. Несмотря на кроткую улыбку, которая застыла на его губах словно приклеенная, в глазах его мелькали лукавые огоньки прожженного мошенника.

– Брат, – тяжело дыша, ответил виконт, – это очень ценная для меня вещь.

– Вещи! – с досадой воздел руки пилигрим. – От них все зло! Избавься от нее немедленно, отдай этому бедному человеку. – Он кивнул на отряхивающегося от пыли мужичка. Тот с готовностью подскочил к виконту и протянул руки. Крезо машинально отшатнулся, пряча свое сокровище.

– Генрих, – с горечью произнес оборванец, – я думал, что ты избавился от своей пагубной страсти к золоту.

– Ты не понимаешь, брат, – возбужденно запричитал виконт, глаза его лихорадочно заблестели, – этот горш… то есть вазу пожаловал моему прапрапрапрадедушке сам легендарный король Гарнитур, мой отец торжественно передал мне ее в день своей смерти. На ней сидели пять поколений моих предков, – умоляюще проговорил он, – я не могу ее отдать!

– Генрих, Генрих, – грустно покачал головой пилигрим, – ты так ничего и не понял из того, что я тебе говорил.

– Но, Августин, – возмущенно взревел виконт, – я раздал все свое богатство! От роскошного убранства моего замка остались голые стены!

– Это ничего не значит, если ты не можешь расстаться с одним-единственным золотым горшком, – жестко оборвал его пилигрим.

– Это! Мой! Горшок! – закипел Крезо, прижимая к себе семейную реликвию.

– Что ж, Генрих, мне очень жаль, – кротко сказал оборванец. – Если ты осознаешь глубину своих заблуждений, ты можешь догнать меня.

И он зашагал к воротам, тяжело опираясь на посох.

– Брат, – жалобно позвал виконт и беспомощно оглянулся на Марту с Белиндой, словно спрашивая у них совета.

Фея сочувствующе хмыкнула и незаметно щелкнула пальцами, посылая вслед путнику заклинание. Хламида испарилась, обнажив привязанные к телу Августина сокровища. Пилигрим походил на плохо спеленатую мумию, из-под повязок которой выглядывали золотые ножки кубков, черенки столовых приборов, свисали золотые цепочки. Мелкие предметы были привязаны к рукам и ногам. К спине ушлый мошенник широкими лентами разорванной простыни прикрепил массивный и громоздкий геральдический золотой щит с родовым гербом, который делал его похожим на черепаху.

Виконт потрясенно ахнул и бросился на обманщика, сбив его с ног. Тот даже не заметил сразу пропажи хламиды и не успел сориентироваться, как уже лежал в пыли спиной кверху. Генрих от души молотил по щиту, и металл отдавался жалобным звоном, заглушая стенания пилигрима, придавленного к земле.

– Он убьет его, – констатировала Марта, которая одновременно восхищалась дерзостью мошенника и сочувствовала разоренному виконту.

– Не убьет, – легкомысленно махнула рукой фея, – только покалечит.

– Точно убьет, – возразила крестница, глядя, как виконт, спустив пар и погнув поверхность щита, переворачивает противника на спину. Теперь лжепилигрим барахтался на земле пузом кверху, словно перевернутая черепаха, а увесистый щит не давал ему подняться на ноги.

– А ведь и правда – убьет! – содрогнулась Белинда и поспешно ткнула палочкой в направлении дерущихся. Волшебная сила подняла мошенника высоко вверх, так, чтобы негодующий виконт не смог допрыгнуть даже до его модных башмаков с золотыми пряжками.

– Негодяй, – взревел Генрих, хватая руками воздух, – ты даже туфли мои прикарманить не постеснялся.

Пока пилигрим верещал, беспомощно взмахивая руками в воздухе, заклинание Белинды разматывало его матерчатый кокон, крутя мошенника вокруг оси, как веретено. Первым на землю полетел щит, а уже в него, словно в таз, со звоном посыпались более мелкие трофеи – кубки, блюда, ложки, кинжал, золотые монеты, самоцветы. Виконт, выкрикивая проклятия, нарезал круги вокруг наполнявшегося щита и все пытался высоко подпрыгнуть, чтобы ухватить пройдоху за край тряпичной ленты и повалить на землю. Наконец последняя серебряная ложка со звоном упала в гору металла, выросшую на золоченом щите, а на мошеннике, беспомощно повисшем в воздухе, из одежды остались одни панталоны. Марта смущенно потупилась, с преувеличенным вниманием разглядывая кучу-малу. Генрих потрясал кулаками и неистовствовал, требуя, чтобы трус спустился на землю. Белинда, решившая не допускать кровопролития, махнула палочкой, и волшебный вихрь подхватил незадачливого пройдоху и унес далеко за стены крепости.

За то время, пока мошенник беспомощно крутился в воздухе, замок стремительно опустел – вместе с содержимым залов и подвалов. Весть о волшебной силе, покаравшей обманщика-пилигрима, и о виконте, вновь обретшем любовь к богатству, мигом разнеслась по дому, и крестьяне, прихватив последние бесхозные вещи, бежали прочь.

– Ушел, – сокрушенно простонал Крезо. Изо всей силы он пнул щит, вывалив лежащие на нем сокровища в пыль. Тут же набежали припозднившиеся босяки, не видевшие, какая участь постигла лжепилигрима, и от внушительной кучи не осталось и следа. Виконт с ругательствами бросился вдогонку, но смог отвоевать себе только гнутую серебряную ложку. Пропал и знаменитый золотой горшок – кто-то прихватил его, пока аристократ мутузил проходимца.