– Ты не веришь в могущество старого Гасаныча, госпожа? – опечаленно спросил старец. От расстройства он даже перешел на «ты». После чего он трагически вздохнул, пробормотал «Слушаю и повинуюсь», вытянул сжатую в кулак руку, внутри которой была скомкана многострадальная «бумажка», раскрыл ладонь – и на ней осталась лежать незапятнанная пятидесятирублевая купюра, да такая ровная и новенькая на вид, словно ее только что выдали в банке.

Арина лишь потрясенно пискнула при виде чуда, схватила банкноту, повертела ее со всех сторон, проверила, не улетучились ли водяные знаки, но затем, спохватившись, с подозрением уставилась на старика: мол, знаем мы вас, фокусников.

– А зачем тебе эта жалкая бумажка, о моя сладкоголосая пери? – наивно поинтересовался тот.– На ней даже нет ни волшебной печати, ни золотого тиснения, бумага ее бедна и неприглядна. Единственное, что могло бы ей придать ценность в глазах такой образованной госпожи, так это стихи незабвенного Хамара Ойяма, написанные его собственной рукой. Но сия бумажка настолько мала, что на ней не поместится даже половина его цветистой росписи!

– Омара Хайама,– машинально поправила Арина, любовно поглаживая пятидесятирублевку.

– Этот невежда – лишь бездарный подражатель своего почтенного учителя, единственного в мире поэта-джинна,– гневно махнул полой халата старик.– Он даже имя себе состряпал, переделав имя Хамара.

Арина с растерянностью внимала открывшимся ей тайнам Востока.

– Ну да аллах с ним,– тряхнул бородой Гасаныч.– Он даже не стоит чести быть представленным прекрасной госпоже, а тем более – вести о нем долгие речи. Как видишь, моя среброволосая повелительница…

– Чего?

– Твои волосы подобны серебру,– галантно пояснил джинн. Арина задрала нос.– Так вот, как видишь, я справился с твоим первым желанием…

– И горишь желанием исполнить второе? – усмехнулась девушка.– Чтобы тем самым приблизить третье и скорее от меня слинять?

– Слинять? – наморщил лоб старик и почему-то испуганно схватился за бороду.

– Ну сбежать!

– Что ты, моя прекрасная пери,– рассмеялся трескучим смехом Гасаныч.– Я не в тех годах, чтобы бегать от юных дев. Да и уже не в тех силах, чтобы они за мной бегали,– притворно вздохнув, добавил он.

– То есть – ты у меня жить собрался? – сделала логичный вывод Арина.

– О, не беспокойся, моя госпожа! Я не потесню тебя в твоем дворце. Выдели мне небольшую комнатку в половине прислуги, и я буду возносить тебе хвалу как самой щедрой госпоже на свете.

– Для начала не мешало бы обзавестись дворцом,– хмыкнула Арина и деловито поинтересовалась: – Так сколько желаний я могу загадать?

– Столько, сколько пожелаешь, моя повелительница,– торжественно произнес джинн.

– Ты никуда не спешишь? – уточнила «прекрасная пери».

– Я весь к твоим услугам,– почтенно склонил голову старец.– До тех пор, пока буду тебе нужен.

– Что ж,– Арина протянула ему купюру, которую все это время держала в руках.– Я хочу целый чемодан таких бумажек.

– Деточки, вы уж извините, что корягу посреди дороги бросила – не дотащила до избушки,– причитала благообразная седовласая старушонка, спеша к Глаше и Оливье, поднимающимся с земли.– Вот вернулась за ней, а тут – такое! Эти бестии совсем стыд потеряли, средь белого дня уже на людей нападают, ну да пусть попорхают, голубчики.

Глаша проводила взглядом трех крупных, размером с воробья, черных мотыльков, которые сумасшедшими зигзагами носились по дороге, еще не понимая, что же с ними произошло.

– А это ш ними надолго? – Она с опаской покосилась на бывших гарпий.

– Надолго, деточка,– заверила ее старушка-спасительница.– На всю жизнь.

– Здорово вы их,– восхищенно заметил маркиз.

– А они – вас,– покачала головой старушка, оглядев помятых путников.

– Пустяки,– привычно отозвался Оливье и поморщился, схватившись за плечо.

– Нельзя с ранами от их когтей шутить,– строго сказала бабулька,– кровь у них дурная, ядовитая, мало ли что. Следуйте за мной, я тут поблизости живу, обработаю ваши ранения целебными зельями, как новенькие будете.

Маркиз с сомнением топтался на месте.

– А это что у тебя, девонька? – охнула старушка, глядя на струйку крови в уголке рта Глаши.

– Шуб выбила,– повесила голову та.

– Вот огорчение-то! – всплеснула руками бабулька.– Совсем ведь девчонка еще. И не замужем, поди? – Она с любопытством глянула на Оливье.

– Не,– согласно кивнула Глаша.

– Кто ж тебя, беззубую, замуж возьмет? – посетовала старушка.

– У-у-у,– расстроенно проскулила девушка.

– Не реви, помогу я тебе зуб вернуть! – ободрила ее та.