Элияу Хаким, высокого роста, худой, смуглый, с лицом оттененным печалью, с тонкими усиками и карими глазами, выглядит не старше 18 лет. Воротничок его белой рубашки расстегнут, на нем элегантный серый костюм. Второй обвиняемый, Элияу Бейт-Цури, среднего роста, в сером свитере и брюках цвета хаки. Его лицо немного раскраснелось, волосы светло-каштановые, желтоватые усики, мечтательный взгляд голубовато-зеленых глаз. Нижняя челюсть чуть-чуть выдается вперед и придает лицу несколько агрессивное выражение. Как и его товарищ, он стоит прямо, чуть отклонившись назад, сложив руки на груди, всей своей позой выражая достоинство, спокойствие и уверенность в себе. «Они относятся к происходящему вокруг с хладнокровным высокомерием» — писал корреспондент французского еженедельника «Имэдж».

Это «холодное высокомерие» не покидало двух бойцов подполья в течение всего процесса — ни на секунду не проявили они волнения или нетерпения. Суд предстоял скорый — все ясно, обвиняемые признались в убийстве, о чем толковать? Немногие в начале суда подозревали, что обвиняемые превратят узкую клетку, в которой они находились, в трибуну, — с которой бросят в лицо миру свое «Я обвиняю». Судьи собирались строго придерживаться процедуры. Они не позволят использовать суд для политической полемики с другим государством! Председатель суда Махмуд Мансур-бей, в прошлом прокурор, с честью выполнит возложенную на него задачу. Обвиняемых защищали лучшие египетские адвокаты. Оба обвиняемых знали арабский, но потребовали говорить на иврит. Председатель суда обратил их внимание на тот факт, что арабский — официальный язык страны. На что Бейт-Цури ответил: «Иврит — официальный язык моей страны». Пришлось пригласить переводчика. Затем встал Хаким и потребовал передать их дело международному суду, ибо оно выходит за рамки Египта, а кроме того, местный суд, находящийся под влиянием и непрекращающимся давлением англичан, не может быть беспристрастным. С этого момента суд был втянут в политические дебаты. Судья поспешил отклонить это требование и перешел к обсуждению деталей покушения на лорда Мойна.

Полдень, понедельник, 6 ноября 1944 года. Британский государственный министр на Ближнем Востоке лорд Мойн приехал обедать в свою виллу в квартале Замальк в пригороде Каира. Около него на заднем сидении сидела секретарша, рядом с шофером на переднем — адъютант. Машина остановилась у ворот, и адъютант поспешил распахнуть перед лордом дверцу. Но лорд Мойн не успел выйти. Двое молодых людей, вооруженных пистолетами, вскочили со своих мест в тени ограды и бросились к машине. Один из них (Хаким) решительно подошел, распахнул левой рукой дверь и три раза выстрелил б министра. Секретарша не получила даже царапины. Бейт-Цури стоял в нескольких шагах от машины, прикрывая товарища. В этот момент шофер попытался схватить Хакима. Бейт-Цури поспешил к шоферу и приказал ему лечь на землю. Шофер не подчинился и Бейт-Цури выстрелил в него. Все кончилось в течение нескольких секунд. Адъютант лорда бросился за ними и, пробегая мимо расположенного неподалеку здания полиции, поднял тревогу. Совершенно случайно подвернулся регулировщик уличного движения на мотоцикле, который присоединился к преследователям.

Беглецы могли бы застрелить полицейского и скрыться, но они не хотели причинить вред полицейскому — ведь война идет с колониальной британской властью, а не с египетским народом. Они приближались к мосту через Нил, когда пуля полицейского-мотоциклиста ранила Бейт-Цури в бок, и он упал на землю. Хаким поспешил на помощь. Полицейский настиг их, и в мгновение ока вокруг парней собралась толпа и на их головы посыпались удары, сопровождающиеся дикими криками: «Великий господин-англичанин — убит!» Их схватили на мосту Булак, операция удалась, отступление — нет.

Выстрелы в столице Египта пробудили эхо во всем мире. Вначале мало кто знал, кем были покушавшиеся; об этом знали только те, кто их послал. Но агентство Ройтер в первом же сообщении намекнуло, что покушавшиеся — не египтяне. И тут же возникло подозрение, что израильское подполье перенесло свои действия за пределы Родины. Больше всех были, разумеется, потрясены политики в Лондоне. Во-первых, опасение, что пламя перекинется на другие части империи — теперь в дни Второй мировой войны. Сегодня в Каире, а завтра такая же участь, возможно, ожидает кого-то в самой метрополии? Во-вторых, Черчилль — глава правительства был задет лично: Мойн был его другом в течение 30 лет.

А Иерусалим? Иерусалим, затаив дыхание, ждет дополнительных сообщений. На следующий день после покушения становится известным, что сыщики английской охранки в Палестине во главе с самим Джейлсом выехали в Каир, чтобы опознать арестованных, которые отказываются отвечать на вопросы, обращаются к египетским полицейским только на иврит и заявляют, что заговорят только на суде. Глава египетского правительства Ахмад Маер-паша полон тревоги — как бы не разгневались на него английские господа. Он лично наблюдает за следствием и созывает экстренное заседание кабинета. Король Фарук совершает царственный жест: награждает полицейского Амин Мухмад Абдаллу, задержавшего покушавшихся, золотой медалью.

Оба еврейских юноши называют вымышленные имена: Моше Коэн и Ицхак Хаим Зальцман. Через некоторое время опубликовано их первое заявление:

«Мы члены организации борцов за свободу Израиля — ЛеХИ, и действовали согласно ее приказу». Далее следовало краткое объяснение мотивов покушения: лорд Мойн стоял во главе политического отделения по вопросам Ближнего Востока в британском правительстве. Он был символом режима угнетения и отвечал за проведение в жизнь в Палестине политики, противоречащей еврейским интересам. В 41–42 годах он был министром колоний. С 42-го — заместитель министра, а с февраля 44 государственный министр. Отсюда его прямая связь с событиями в Палестине и несомненная ответственность.

Следствие продолжалось. Лондон требовал выяснить личности арестованных. Между охранкой в Палестине и Египте поддерживался постоянный контакт. Вскоре после покушения Хаким был переведен в тюрьму, Бейт-Цури в больницу, где был оперирован и пролежал до выздоровления две недели. Арестованные отказывались назвать свои настоящие имена. Их фотографии появляются в местных газетах и перепечатываются в Палестине. И тут же находятся свидетели и становится известно, что Моше Коэн — Элияу Хаким, а Ицхак Хаим Зальцман — Элияу Бейт-Цури.